Алексей Шерстобитов - Эксперты

— Ну-с, Марина Никитична, что делать-то будем после всего этого?

— Чего… «этого»-то?

— Узнал я здесь, что ожидают нас веселые времена, а вот избегать их нам придется вместе, причем только вдвоем, никого не оповещая.

— Что, опять враги сожгли родную хату?!

— Хуже… Короче, девочка. Что для тебя некий Влад «Дисней»?

— А кто это?

— Он тебе должен был попасться в коридоре… Это тот самый человек, что хочет убить твоего Зигфрида или как его там, они, оказывается, подельнички…. Потому, наверное, один от другого освободиться и хочет… Так, твои планы?

— Да какие планы, Виктор Дмитрич?

— Ты зачем своего парня сюда вытягиваешь на экспертизу… его здесь застрелить хотят…

— Не застрелят.

— С чего бы такая уверенность?

— С того, чтооо… я не дам!

— Ааа… Это меняет дело. И чего мы задумали?

— Мыыыы…

— Конечно, мы… случись чего, с меня первого голову снимут, а ты без меня собираешься, видимо, перестрелку устроить.

— Виктор Дмитриевич, да ничего яяя… Поможете мне… нааам?

— В своем уме-то, мадам?! Мне проще из тебя…

— Мне не многое надо…

— К примеру?

— Подтвердить, что я — это я…

— Чем дальше в лес, тем жирнее партизаны! Угу… Значит, просто подтвердить, что ты — это ты?! И все?

— И все…

— Значит, рассказывать ты мне ничего не собираешься?

— Да нечего рассказать-то!.. Я вам, кстати, диктофон оставлю, прослушайте, там интересные мысли будут после проведения одного невероятного эксперимента…

— Принесешь, тогда и посмотрим, что там… Так, на всякий случай, суженного твоего застрелить хотят по выходу из больницы, после проведения экспертизы, и ты собираешься это допустить? Или я отупел, или ты перестала быть самой собой!

— Вот именно… ничего этого не будет… — только экспертиза…

— Так! Придется звонить твоим родителям и Владыке. Мне не хочешь сказать, тогда им скажешь…

— Не-ааа… — Владыко Маркелл, духовный отец рабы Божией Марины, после звонка Дмитрича просил приехать ее к утру следующего дня, и состоялась эта встреча аккурат после танцев перед начальником службы безопасности и всего последовавшего за ними. Ночь она не спала, и вот чем была занята после перевозки той самой «смирительной кушетки» с пристегнутым обездвиженным пока еще живым телом Валеры Симурина.

После двух кубов релаксанта пошевелить хотя бы веками или подумать о чем-то было невозможно, поэтому перетащить это обездвиженное тело на секционный стол не представлялось большой проблемой. Привязав мужчину и приготовив все для страшной пытки, которую жертва запомнит в виде последних минут своей жизни, она переоделась, накинула фартучек и, повернувшись к висящему позади Распятию, прочитала Псалом пятидесятый: «Помилуй мя, Боже…».

Прошло достаточно времени, поставленный укол начал отпускать. Сосненко проверила реакцию на боль. Нервные окончания становились чувствительными, а значит, скоро все тело станет одной большой болевой точкой!

Делая два разреза в свободных от веревки местах, специально оставленных для этого, судмедэксперт спокойным и очень низким голосом, совсем не соответствующим ее внешности, словно специально издеваясь, нагнетая страх, комментировала:

— Ты знаешь, что происходит с артериями, когда по ним пробирается к твоему сердцу 30-процентный раствор формальдегида? Это такой чудо-раствор… очень сильно разбавленный, но, не смотря на это, тебя изнутри будет съедать химический ожог. Именно из-за своей ядовитости его используют в нашем деле — он уничтожает все живое… Хм… но тебе это, кажется, не интересно?

Наверное, ты думаешь, что выплескиваемый сейчас адреналин хоть как-то обезболит? Ты не угадал! Вспомни, как больно тебе было, когда ты обжигался, но это только секундная боль, которую потом можно купировать обезболивающим, если есть, конечно… — ключевое слово — «есть». Оно и правда есть, нооо… хмм… не для тебя… гниде обезболивающее не положено! Сейчас тебя ожидает боль в сотни раз чувствительнее, она будет жечь, пробираясь в каждую клеточку твоих внутренних органов, которые ооочень быстро начнут разлагаться, поскольку почти сгорят от этой замечательной химии. Под давлением я буду нагнетать через две артерии… тебе, наверное, интересно какие?… — Женщина ввела палец в перчатке в один и в другой разрез и потрогала зажатые хирургическими зажимами толстые сосуды, пульсирующие бьющей в тупик потоком крови:

— Вот эта… и вот эээта… А вижу, вижу, чувствуешь… Но ведь я еще и не начинала… А тебе уже страшно? Неужели такой мужественный подонок боится? Нет?! А что же тогда? Не может быть… ты испытываешь ужас! Я бы тебя просто убила, наплевав и нагадив на твою могилу, но я не могу тебя простить, просто уничтожив, ведь ты не меня обидел, ты покусился на самое для меня святое — на нашу с Леликом любовь. Ты знаешь, что он для меня значит?! Нееет, ты этого не поймешь! Ты просто… просто маленький тщедушный извращенец, искавший похоти и чужих мучений. Ты добился своего! Ты не представляешь, как мне больно! Ты не представляешь, каково ему там сейчас… Именно поэтому ты будешь умирать страшной, наверное, самой страшной смертью — будешь выгорать изнутри… это не огонь, и не ожог от пламени — это неполное обжигание маленькими неживыми препаратами, рожденными химией, твоих невкусных вонючих клеток изнутри. Ты же знаешь, что химические ожоги страшнее термических… И как они прекрасны и болючи… Да, ты будешь сдыхать, но еще живым я тебя начну бальзамировать… такого еще никто не делал, а потому мне интересно это и как ученому… в промежутках разговора с тобой, я буду надиктовывать некоторые подробности и наблюдения — это необходимо для науки, а тебе… — какая науки для подопытной крысы? Никакая! Так вот… когда ты сдохнешь, я накачаю тебя полностью раствором, проколю всю твою морду и твои внутренние органы этим же ядом. Когда жизнь почти покинет твое тело, я задушу тебя! Для чего? Нееет, сейчас этого я тебе сказать не смогу — чуть попозже, когда наступит этот момент. Я хочу, чтобы это была последняя мысль в твоей ничтожной жизни! Так тебя и найдут! Но не надейся… никто не узнает, что это ты… Ааа! А еще я выну весь твой поганый мозг и закачаю… ну это уже не важно… Запомни, тварь: кто восторженно любит, тот прекрасно ненавидит! Это обо мне, и сейчас я тебе это докажу… — Произнося это совершенно спокойно, Марина отсоединила колпачки с камерами от эндоскопических трубок и вставила во вскрытые артерии. Кровь постепенно начала замещаться формалином [7] Формалин — раствор формальдегида. , вызывая страшные муки, от которых кричала каждая клетка:

— Неужели ты надеешься на болевой шок? Глупыш! Увы, этого не будет. Конечно, ты мог бы отключаться в забытье, но я не позволю, пара укольчиков и сознание не покинет тебя, как и память, чтобы помнил все, за что страдаешь… все, все чувствуя! Если бы так не получилось, тогда я переломала бы тебе все кости, по одной в течении суток, так же, как ты пытался сделать с нашей любовью! Может быть, я бы так и сделала, но ты нужен именно такой. Сууука, мне придется работать, всю ночь, но оно того стоит! Ой! А что это у тебя нет эрекции, ты же хотел меня тра…ть! Аааа, мерзость ты такая, значит, ты меня обманул! Именно об этом я тебе и говорила, обещая задушить — знала, что солжешь! Ничего, я тебе помогу, причем так, что ты уже сдохнешь, а он все будет хотеть меня! Но не сразу, конечно, я подожду, пока ты вдоволь намучаешься… ну еще пару минуток… иии… Тебе же, наверное, интересно, что я для этого сделаю? Вижу, вижу по твоим глазам… Какой же ты идиот! Неужели ты мог подумать, что любя другого человека, я стану тебя ласкать!