Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

Лысенко и его покровителям вряд ли могло понравиться и напоминание о пионерских работах Г.Алларда и У.Гарнера. Они установили, что вегетационный период растений зависит от длины светового дня. У некоторых видов и разновидностей он ускоряется при удлинении дневного освещения, у других – при укорочении. Одним из первых в России такой возможностью воспользовался Г.С.Зайцев: искусственно укорачивая световой день, он сумел заставить в условиях Туркестана цвести и плодоносить многолетний тропический хлопчатник. Благодаря этому его удалось вовлечь в скрещивания с местными формами и вывести сорта тонковолокнистого хлопчатника, вызревающего на юге Туркестана и Азербайджана, где они и были районированы.

Благодаря открытию Алларда и Гарнера стало возможным некоторые теплолюбивые культуры продвинуть далеко на север: они успевали созревать за короткое лето благодаря долгому световому дню. Этим широко пользовался ученик Вавилова Эйхфельд, на опытной станции ВИРа в Заполярье, под Мурманском.

Напоминание о работах Алларда и Гарнера подрывало притязания Лысенко на то, что он своей яровизацией открыл саму принципиальную возможность управлять сроком вегетации.

В документальной повести М.А.Поповского «1000 дней академика Вавилова», опубликованной в 1966 году [643], настойчиво проводилась мысль о роковой «ошибке» Николая Вавилова. Он-де всячески продвигал Лысенко, вопреки критическому отношению к нему других ведущих ученых. Эта точка зрения была тогда же опровергнута Ж.АМедведевым [644].

Можно было думать, что Поповский намеренно сместил акценты, чтобы его повесть могла пройти в печать в условиях советской цензуры: ведь одно дело – показать, что шарлатана, разгромившего советскую генетику и погубившего ее лидера Вавилова, подняла на щит и наделила монопольной властью советская система, и другое – изобразить дело так, что в «ошибке» повинен сам Вавилов. Однако, эмигрировав из СССР, Марк Поповский издал книгу, в которой проводилась и даже усиливалась та же линия [645].

В эпоху «перестройки и гласности» версия М.А.Поповского пересекла границу в обратном направлении. Она укоренилась в научных кругах и в общественном сознании вообще, потому я должен остановиться на ней подробнее.

В статьях, письмах и выступлениях Вавилова немало положительных высказываний о некоторых аспектах ранних работ Лысенко. Для подтверждения версии М.Поповского этого недостаточно, поэтому он широко использовал и тенденциозно интерпретировал некоторые весьма сомнительные материалы. Вот один из примеров: «Многолетний друг Николая Ивановича, его однокашница по Петровской академии Лидия Петровна Бреславец в интервью, данном незадолго до смерти, сообщила радиожурналистке А.Г.Хлавне: “Николай Иванович сам втягивал Лысенко на высоту. Вот как-то раз я была на научном заседании в тридцать четвертом году, когда Николай Иванович говорил: «Мы сейчас попросим [выступить], есть такой молодой человек, подающий большие надежды, ученый Лысенко». Лысенко себя тогда уже держал так, что мы не выдержали и сказали Николаю Ивановичу – это страшно, зачем он так его тянет кверху…”» [646].

Это «свидетельство» совершенно абсурдно. В 1934 году слава 36-летнего Лысенко гремела по всей стране. Он был членом-корреспондентом АН СССР и членом Украинской академии наук, директором Одесского института генетики и селекции. Правительство наградило его орденом, что в то время было большой редкостью. Ни Вавилов, ни другие ведущие ученые таких наград не имели. Назвать Лысенко «молодым человеком, подающим надежды» можно было только в насмешку. И в любом случае, эта информация не могла исходить от Бреславец. Я не раз с ней беседовал, был знаком с полным (доцензурным) вариантом ее воспоминаний о Вавилове – ничего похожего она не говорила и не писала. М.Поповский с ней тоже встречался, но и ему она ничего подобного не говорила – иначе он сослался бы на свою с ней беседу, а не на радиопередачу малоизвестной журналистки.

Вот еще одно якобы документальное доказательство: «Мы располагаем документом (да, снова документом!), который позволяет судить, насколько искренним и даже горячим был у Вавилова этот интерес. Я имею в виду так называемую академическую записную книжку Н.И.Вавилова за 1934 год. Здесь, на странице 151, среди сугубо личных пометок, совершенно не предназначенных для чужих глаз, можно прочитать следующие набросанные карандашом строки:

”4–5.000.000 пуд. прибавки от яровизации… картофель… Яровизация светом… Лысенко яровизовал комплексом низких t° (температур). Условия развития растений требуют фактора низких температур

На другой странице среди плохо разборчивых записей снова:

"Яровизация Лысенко…

Работать…

Генетика вегетационный период

Управление формообразованием

Широкий простор”.

Наконец на странице 189 той же книжки читаем: “Яровизация широких ресурсов – новый метод растениеводства”» [647].

Автор комментирует: «Здесь уже не просто констатация фактов, а целая программа действий, которую Николай Иванович намечает для советской агрономической науки. Эти сделанные в разное время записи говорят нам еще об одном: с каким живым личным вниманием академик Вавилов приглядывался в те годы к творцу яровизации» [648].

Но характер процитированных записей показывает, что это краткие пометки по ходу чьих-то выступлений. Судить о том, в каких случаях Вавилов фиксировал свою мысль, а в каких – чужую, можно только после глубокого анализа этих записей, чем М.Поповский себя не утруждал. Записная книжка им полностью не прочитана: другие записи в ней, по его словам, «плохо разбираемы».

Тенденциозное прочтение «плохо разбираемых» записей позволяет делать еще более тенденциозные обобщения: «Это постоянное возвеличивание заслуг одесского растениевода вскоре дало свои плоды: на Лысенко обратили внимание высокие должностные лица. В Одессу зачастили гости из столицы Украины, а потом и из Москвы. <���…> Народный комиссар земледелия СССР Я.А.Яковлев даже предоставил ему своеобразную привилегию: Лысенко мог по любому поводу обращаться лично к наркому» [649].

Но мы знаем, что нарком земледелия СССР Я.А.Яковлев стал покровительствовать Лысенко с подачи наркома земледелия Украины А.Г.Шлихтера, а не академика Вавилова. Будучи прямым начальником Вавилова, Яковлев велел ему взять под свою опеку одесского «самородка», а не наоборот. Это ясно, например, из письма Вавилова к Лысенко от 29 марта 1932 г., которое М.Поповский селективно проигнорировал: «Уважаемый Трофим Денисович. Нарком земледелия тов. Яковлев поручил Президиуму Академии [ВАСХНИЛ] оказать всяческое содействие в Вашей работе и мне лично поручил взять на себя эту заботу. Прошу Вас, во-первых, коротенько самому или через Ваших помощников сообщить о ходе дела как с массовыми опытами, так и с Вашей работой, а также обо всем том, что нужно сделать, чтобы облегчить Вашу работу. В конце апреля я думаю, что буду в Одессе». В том же письме Вавилов сообщал о предстоящем в августе в США Международном генетическом конгрессе и писал, что «НКЗ будет всемерно поддерживать» участие в нем Лысенко, «если бы Вы захотели ехать» [650].