Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

«Мичуринцами» теперь стали давние разоблачители Вавилова. Еще до сессии Коль и Шлыков снова выступили со своими обвинениями в печати. В «Ответе критикам» Николай Иванович опроверг все их аргументы, что не помешало им повторить те же нападки на сессии ВАСХНИЛ. Шлыков выдвинул два взаимоисключающих тезиса: то, что закон гомологических рядов заимствован у Дарвина, и то, что он – антидарвиновский. По его словам, закон был придуман Вавиловым «с лукавой целью не продолжить, а подменить, опровергнуть дарвинизм, всё эволюционное учение» [725].

Особенно чувствителен для Николая Ивановича был удар в спину, нанесенный И.Г.Эйхфельдом. В своем докладе Вавилов, в качестве примера практических достижений ВИРа, указал на продвижение земледелия на север и особо отметил заслуги заведующего Заполярной станции Эйхфельда. А Эйхфельд после этого заявил, что всегда работал методами Лысенко, а не Вавилова.

То было редкостное бесстыдство – даже по меркам того, что происходило на сессии. Эйхфельд окончил Петроградский сельхозинститут в 1923 году, учился у Вавилова. Под руководством Вавилова была разработана методика работы Заполярной станции, когда о Лысенко вообще еще никто не слышал. Вавилов снабжал Заполярную станцию семенным материалом, она участвовала в географических опытах, испытывала сорта и виды, у коих сроки созревания укорачивались с удлинением светового дня, благодаря чему они вызревали на севере. Эйхфельд бесконечно затягивал обработку материалов и почти ничего не публиковал, страна знала о его достижениях из статей и докладов Вавилова. Так что Эйхфельд всем – буквально всем! – был обязан Николаю Ивановичу. Можно представить себе, сколь болезненным было для него это предательство.

С двусмысленной речью на сессии выступил Г.К.Мейстер. Как вспоминал через много лет Н.П.Дубинин, «резко критикуя Серебровского, Мейстер призывал Вавилова к тому, чтобы он исправил свои ошибки. Ряд замечаний был сделан и в адрес Лысенко и Презента. Мою позицию Мейстер охарактеризовал как проявление паники. Он сказал: “В защиту генетики выступил здесь молодой наш советский ученый, успевший стяжать себе славу за границей, Н.П.Дубинин, но под влиянием охватившей его паники он совершенно неожиданно начал доказывать нам, что генетика свободна от формализма и строго материалистична. Я хотел бы указать Н.П.Дубинину, что паника его ни на чем не основана. На генетику как науку в Союзе ССР Академия сельскохозяйственных наук им. В.И.Ленина отнюдь не покушается [но она будет бороться и впредь с наблюдающимися в этой науке автогенезом, зазнайством и формализмом]”» [726].

На генетику покушались, но надо было делать вид, что гонений на науку нет: в свободной стране идет свободная дискуссия. Мейстер отрабатывал орден Ленина и пост первого вице-президента ВАСХНИЛ.

Не очень удачным было выступление Н.К.Кольцова, директора Института экспериментальной биологии, из чьей школы вышли многие крупные ученые, включая одного из основных докладчиков А.С.Серебровского.

Кольцов призвал глубже изучать генетику, вместо того чтобы на нее нападать. Понятно, что он говорил о Лысенко, Презенте и прочих «мичуринцах». Но по имени он назвал… Вавилова!

«Я обращаюсь к Николаю Ивановичу Вавилову, знаете ли вы генетику как следует. Нет, не знаете… Наш “Биологический журнал” вы читаете, конечно, плохо. Вы мало занимались дрозофилой, и если вам дать обычную студенческую зачетную задачу, определить тот пункт хромосомы, где лежит определенная мутация, то этой задачи вы, пожалуй, сразу не решите, так как студенческого курса генетики в свое время не проходили» [727].

Чем вызван был этот выпад?

Кольцов был ученым мирового класса, но в глазах всего мира советским генетиком № 1 был Вавилов. Уж не испытывал ли Николай Константинович ревность к его мировой славе, перекрывавшей его собственную? Если так, то это можно понять. Но трудно было выбрать менее подходящий момент для того, чтобы дать выход своему ревнивому чувству. Н.П.Дубинин заметил, что «такое заявление одного из лидеров генетики конечно же не укрепляло авторитет Н.И.Вавилова» [728]. Хуже было то, что оно подрывало авторитет генетики. Ведь если сам Вавилов ее не знает, то прав Лысенко, говоря, что эта хромосомная заумь никому не нужна!..

Почти убийственными для Лысенко были выступления профессоров П.И.Лисицына и П.Н.Константинова – двух крупнейших селекционеров. Их сорта занимали огромные площади, невозможно было ставить под сомнение практическую полезность их работы. И ими же была показана бесполезность для практики главного достижения Лысенко: яровизации как агроприема.

Лисицын объяснил не без сарказма, почему их результаты столь резко расходились с победными реляциями Лысенко: «Мне приходит на память один рассказ из римской истории о том, как один мореплаватель, перед тем как отправиться в плавание, решил принести богам жертву, чтобы обеспечить себе благополучное возвращение.

Этот мореплаватель пошел искать бога (а их там было много), какому выгоднее было бы принести жертву, и когда он в каждом храме находил доску со списком лиц, принесших жертву и спасшихся, он обратился с вопросом к жрецам: а где же доска со списком лиц, которые принесли жертву, но все-таки погибли, чтобы было с чем сравнивать. Я так же мог поставить акад. Т.Д.Лысенко вопрос: вы приводите прибавку в десятки миллионов пудов, а где убытки, которые принесла яровизация?» [729]

Научная аргументация генетиков была такой, что старейший цитолог М.С.Навашин, воспитавший два поколения цитогенетиков, поднявшись на трибуну, сказал: «Первоначально я имел намерение выступить здесь в защиту генетики <���…>. Но пока очередь дошла до меня, другие сделали это настолько хорошо, что я не вижу больше необходимости для себя лично выступать в роли защитника генетики» [730].

Но, как заметила Р.С.Берг о выступлениях ведущих генетиков, «они метали не бисер – жемчуг и бриллианты метали они перед свиньями».

Зная, что ламаркистская концепция эволюции скомпрометирована, Лысенко и его сторонники всячески от нее открещивались. Их якобы неправильно понимают или намеренно извращают. Они сторонники Дарвина, а не Ламарка.

«Я и мои единомышленники стоим за эволюционное учение Дарвина, за дарвинизм во всех разделах агробиологической науки. Отсюда мы в корне не согласны со взглядами школы акад. Н.И.Вавилова и многих генетиков на эволюцию, на создание новых форм растений» [731], – декларировал Лысенко, но подтвердить декларации ему было нечем.

Можно представить себе, как заерзал Трофим Денисович, когда на трибуну поднялся Сергей Степанович Перов, партийный функционер в звании академика ВАСХНИЛ. Пятью годами раньше Перов возглавлял Комиссию РКП по обследованию ВИРа и подписал заключение-донос, в котором Институт назван «дворянским гнездом», чуждым «марксистско-ленинской методологии» и «победе социализма». Лысенко не мог бы желать лучшей поддержки, если бы не пикантная подробность: у Перова была репутация закоренелого ламаркиста. Он сказал: «Прав или не прав акад. Т.Д.Лысенко во всех деталях, я обсуждать не буду. Вообще ни дискутировать с ним, ни защищать акад. Т.Д.Лысенко я не собираюсь. Я нахожусь по своей научной работе в положении того же самого академика Т.Д.Лысенко и глубоко сочувствую его состоянию. Те расхождения, которые могут быть между нами, не являются такими, которые бы заставили открывать широкую дискуссию».