Семен Резник - Эта короткая жизнь. Николай Вавилов и его время

В английском переводе ТАСС направил эту статью в журнал «Сайенс», где она была напечатана [719]. Так ученому миру было объявлено, что теории профессора Вавилова – анти-дарвинистские , а взгляды Трофима Лысенко – научные.

Но то было только первое действие спектакля.

Во втором действии главная роль отводилась «оклеветанному» Н.И.Вавилову. Он должен был самолично сообщить миру о том, как заботится советская власть о науке, какую поддержку получает он сам и его Институт, каким «сильным стимулом» для плодотворной работы служит социалистическое соревнование разных научных направлений.

Гвоздевым и, по-видимому, самым для него неприятным в этом ответе Керзону было обвинение газеты «Нью-Йорк Таймс» в намеренной клевете на «советских ученых, добросовестно работающих на дело социализма». Николай Иванович должен был написать: «Помещение в вашей газете подобной информации можно объяснить только стремлением известных кругов дискредитировать СССР и науку в СССР. Клевета есть обычный прием врагов Советского Союза, в этом особенно преуспевает фашизм».

Почему Вавилов включился в эту игру, я думаю, объяснять не надо: остаться в стороне у него возможности не было.

22 декабря «Телеграмма академика Н.И.Вавилова в американскую газету “Нью-Йорк Таймс”» появилась… в «Известиях»! [720]Перед публикацией статья была, конечно, отшлифована до последней запятой в ЦК партии. Когда «Известия» уже продавались в киосках, так что задержки с ее публикацией быть не могло, Николай Иванович отвез английский перевод статьи в корпункт «Нью-Йорк Таймс». На следующий день она была напечатана под крупным заголовком «Vaviloff Defends Science in Soviet» («Вавилов защищает положение науки в Советском Союзе»), с тремя подзаголовками: «Указывает на расширение исследований по ботанике и генетике растений в России», «Приветствует помощь правительства», «Считает, что неверные сведения вводятся в сообщения из Советского Союза для содействия фашизму» [721].

Всё это происходило в те дни, когда в Москве шла IV сессия ВАСХНИЛ, посвященная «спорным вопросам генетики». Она длилась с 19 по 27 декабря 1936 года. Интерес к ней был настолько подогрет, что открытие пришлось перенести в огромный зал, куда набилось больше трех тысяч человек.

Председательствовал президент ВАСХНИЛА.И.Муралов.

Основные докладчики – академик Вавилов, академик Серебровский, профессор Мёллер, академик Лысенко.

Менделевское три к одному вполне соответствовало реальному соотношению сил в советской генетике.

Вавилов сосредоточился на практической пользе , какую генетика вообще и в особенности его Институт приносят сельскому хозяйству страны.

«Приступая к мобилизации исходного сортового материала в областях, как правило, отличных по условиям от наших земледельческих районов, мы не рассчитывали сразу найти готовые сорта <���…>. Нашей задачей было нахождение исходных видов и форм для улучшения современных сортов путем гибридизации. Собранный обширный материал, исследованный в разных районах, вскрыл, однако, возможности использования значительного числа сортов непосредственно для введения в культуру» [722].

Перечислив сорта и культуры из коллекции ВИРа, которые уже вошли в практику, Вавилов привел суммарные цифры. Общая площадь пахотных земель в Советском Союзе составляла около 132 миллионов гектаров; сортами из вировской коллекции было занято около 20 миллионов, или 15 процентов всех возделываемых земель. По сравнению с этим все достижения, о которых трубил Лысенко, даже если бы они не были мнимыми, выглядели детской песочницей.

А.С.Серебровский привел ряд примеров, показывавших, сколь важно знание генетики для выведения улучшенных пород скота. Нападки на генетику он назвал «просто скандальной» попыткой отбросить науку на полвека назад. О «новаторских» методах лысенковцев он сказал: «Но в том-то и дело, что все подобные методы давно опробованы, перепробованы, десятки ученых потратили на них десятки лет, десятки раз им казалось, что они получили то, что хотели. И десятки раз их постигало горькое разочарование, так как неизменно каждый раз обнаруживались ошибки».

Закончил Серебровский оптимистически: «Истина неделима и не допускает прорыва фронта даже на маленьком участке. Истина не может не победить, особенно в нашей стране – самой передовой стране мира, живущей и строящейся под знаменем научного социализма. Истина не может не победить в стране, руководимой Коммунистической партией во главе с тов. Сталиным» [723].

Серебровский с середины 1920-х годов участвовал в философских дискуссиях на страницах журнала «Под знаменем марксизма» и в других подобных изданиях. Он доказывал диалектичностъ законов генетики и механистичность ламаркистской концепции наследования приобретенных признаков. Но потом попал в разряд меньшевиствующих идеалистов. Ему пришлось каяться в «реакционных ошибках», что делало его еще более уязвимым. Он подал заявление о вступлении в партию, был принят кандидатом, да так и застрял в кандидатах: в члены партии его не переводили. Презент и другие «разоблачители» генетики с садистским наслаждением оттаптывались на Серебровском.

Но главной мишенью для атак стал, конечно, академик Вавилов.

Положение самого Лысенко было довольно щекотливым. Он имел неосторожность в одной из статей положительно отозваться о вавиловской коллекции, назвал ее «кладом», писал, что «академик Вавилов сделал громадное полезное дело». После этого ему трудно было настаивать на том, что научные открытия Вавилова «ничего не дают практике».

Пришлось сосредоточиться на теориях Вавилова, хотя «клад» был найден благодаря его теориям. Богатейшая в мире коллекция ВИРа была той практикой , которая подтверждала теорию. По Ленину, практика – критерий истины, лысенковцы не уставали повторять это «гениальное» изречение – к месту и не к месту Однако на сессии ВАСХНИЛЛысенко заявил: «Изложенное мною в докладе, конечно, в корне противоречит и закону гомологических или параллельных рядов изменчивости акад. Н.И.Вавилова. Этот закон в своей основе зиждется на генетической теории комбинаторики и неизменных в длительном ряде поколений корпускул “вещества наследственности”. Я не чувствую в себе достаточной силы, знания и умения, чтобы по-настоящему разбить этот “закон”, не отвечающий действительности, т. е. эволюции» [724].

Трудно сказать, чего больше в этом признании — наивности или циничного глумления пахана, знающего, что ему «всё дозволено». Казалось бы, не чувствуешь в себе достаточно силы – промолчи. Но нет! Не умея разбить закон гомологических рядов и другие обобщения Вавилова, подтвержденные практикой , Лысенко их объявлял антидарвиновскими и антимичуринскими.