Майкл Ондатже - Английский пациент [litres]

– Мне все еще не верится в это, Дэвид.

– Человека, который принимал участие в захвате Эпплера в Каире, звали Сэнсом.

– Далила.

– Вот именно.

– Может быть, он – Сэнсом?

– Я тоже сначала так думал. Тот был очень похож на Алмаши. Тоже фанат пустыни. Провел детство в Леванте [71] Левант – общее название стран (местностей), прилегающих к восточной части Средиземного моря: Сирия, Ливан, Израиль, Египет, Греция, Турция, Кипр. и знал бедуинов. Но Алмаши, в отличие от него, умел водить самолет. Мы ведь говорим о человеке, который потерпел авиакатастрофу и, обгоревший до неузнаваемости, попал в руки англичан в Пизе. Ну и что? Он вполне свободно говорит по-английски, чтобы избежать любопытства контрразведчиков. Алмаши ведь учился в школе в Англии. В Каире его называли английским шпионом.

Хана сидела на корзине, посматривая на Караваджо:

– Мне кажется, не надо его мучить. Не имеет теперь значения, на какой он был стороне, разве не так?

Караваджо ответил:

– Мне бы хотелось еще с ним поговорить. Дать еще разок сверхдозу морфия, чтобы он разговорился. Нам обоим это необходимо. Понимаешь? Далила. Зерзура. Ты должна ввести ему усиленную дозу.

– Нет, Дэвид. Ты слишком… одержим. Я считаю, что совсем не важно, кто он. Война ведь уже закончилась.

– Тогда я сам сделаю это. Приготовлю «Бромптонский коктейль». Морфий и алкоголь. Его изобрели в Бромптонской больнице в Лондоне для раковых больных. Не волнуйся, это не смертельно. Он быстро всасывается в организм. Я могу смешать, а ты дашь ему выпить. А потом введешь еще морфий в вену.

Он сидел на корзине, глядя на девушку ясными глазами, с улыбкой на губах. За последнее время Караваджо стал одним из многочисленных специалистов по краже морфия. Прибыв на виллу, сразу вынюхал, где хранятся медикаменты, и сейчас не мыслил себе жизни без маленьких ампул с морфием. Впервые увидев эти ампулы, Хана подумала, что они похожи на маленькие тюбики с зубной пастой для кукол. У Караваджо всегда были две-три в кармане, и он делал сам себе укол за уколом в течение дня. Однажды она наткнулась на него в одном из темных уголков виллы; он согнулся и дрожал от передозировки. Его рвало, он смотрел на Хану и не узнавал. Девушка попыталась заговорить, но он смотрел в пространство. Затем нашел ее металлический стерилизатор. Бог знает, откуда взялась сила, чтобы открыть его.

Однажды, когда сапер порезал ладонь о железные ворота, Караваджо зубами откусил от ампулы стеклянный кончик, высосал морфий и прыснул изо рта на смуглую ладонь еще до того, как Кип догадался, что это. Тот оттолкнул его и сверкнул глазами в ярости.

– Не трогай его, Караваджо. Он мой пациент.

– Да ничего я ему не сделаю. Морфий и алкоголь еще и облегчат боль.

(3 кубических сантиметра «Бромптонского коктейля», 3 часа дня.)

Караваджо вытягивает книгу из обгоревших рук.

– Когда вы потерпели авиакатастрофу в пустыне, откуда вы летели?

– Я вылетел из района плато Гильф-эль-Кебира. Нужно было забрать одного человека оттуда. В конце августа 1942 года.

– Во время войны? Но к тому времени все экспедиции уже покинули этот район.

– Да. Оставались только военные.

– Гильф-эль-Кебир?

– Да.

– Где это находится?

– Дайте мне книгу Киплинга… Вот здесь.

На титульном листе романа «Ким» была карта с точечной линией, обозначающей путь мальчика и святого старца. Можно видеть часть Индии, заштрихованный темными полосками Афганистан и Кашмир в окружении гор.

Он проводит рукой вдоль реки Нуми до того места, где она впадает в море, на широте 23°30ʹ. Продолжая движение на запад, указательный палец переползает со страницы на грудь и дотрагивается до ребра.

– Вот здесь. Гильф-эль-Кебир, к северу от Тропика Рака [72] Тропик – это параллель с широтой 23 градуса 07 минут. . На египетско-ливийской границе.

– Что случилось в 1942 году?

– Я совершил путешествие в Каир и возвращался оттуда. Удавалось незаметно ускользнуть от врагов – по старым картам, находя довоенные запасы горючего и воды. Я ехал по направлению к Увейнату. Одному было намного легче. На расстоянии нескольких километров от Гильф-эль-Кебира под грузовиком что-то взорвалось, и меня выбросило из кабины. Инстинктивно покатился по песку, чтобы сбить искры. В пустыне всегда боятся пожаров.

Грузовик от взрыва опрокинулся… Возможно, это была диверсия. Шпионов вербовали и среди бедуинов, а их караваны продолжали бороздить пустыню, перевозя из города в город не только пряности или специи, но и государственных советников. Во время войны среди бедуинов всегда можно было найти англичан или немцев.

Оставив грузовик, я пошел к Увейнату, где знал место… спрятанного самолета.

– Подождите. Вы хотите сказать, что спрятали там его?

– Когда-то давно у Мэдокса был старый самолет. Хозяин облегчил его до предела, но основные части оставались на своих местах; единственным «излишеством» был фонарь, закрывающий кабину, что очень важно для полетов над пустыней. В экспедициях он учил меня летать: мы ходили вокруг этого создания из веревок и планок и обсуждали, как оно будет лететь или менять направление на ветру.

Когда прилетел Клифтон на своем почти новеньком «Руперте», старушку Мэдокса закрыли брезентом, закрепили колышками и оставили на приколе в одном из укромных уголков между гранитными отрогами к северо-востоку от Увейната. Постепенно ее занесло песком; никто не думал, что увидит ее снова. Еще одна жертва пустыни. Через несколько месяцев, когда мы пролетали над северо-восточной долиной, не смогли различить даже очертаний. К тому времени у нас уже был самолет Клифтона, на десять лет моложе.

– Итак, вы шли к спрятанному самолету…

– Да. Четверо суток. Я оставил человека в Каире и вернулся в пустыню. Везде шла война. Вдруг все разбились на «группы»: берманны отдельно, багнольды отдельно, Слатин-Паша сам по себе… Раньше они не раз спасали друг друга от смерти, а сейчас разделились на лагеря.

Я шел к Увейнату. Пришел туда в полдень и влез в одну из пещер на плато. Над колодцем под названием Айн-Дуа.

– Караваджо считает, что знает, кто вы, – сказала Хана.

Пациент ничего не ответил.

– Говорит, что вы не англичанин. Он работал на английскую разведку в окрестностях Каира и немного в Италии. Пока его не схватили. Моя семья знала Караваджо еще до войны. Он был вором и верил в «перемещение вещей». Знаете, среди воров бывают коллекционеры, как среди исследователей (которых вы презираете), и среди мужчин, коллекционирующих любовные победы, и среди женщин. Но Караваджо не такой. Он был слишком любознательным и щедрым, чтобы преуспеть в своей профессии. Половина вещей, которые он крал, не доходила до дома. Так вот, он думает, что вы не англичанин.