Коллектив авторов Биографии и мемуары - Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер

А из прозы?

— Мне очень нравятся книги Федора Абрамова, Василия Белова, Бориса Можаева — тех, кого называют «деревенщиками». И еще — Василя Быкова и Василия Шукшина…

Не сложно ли быть одновременно автором слов, музыки и исполнителем?

— Не знаю, сложно ли, не задумывался. Во всяком случае, это, по-моему, более естественно, чем когда у песни "тройное" авторство.

Не мешают ли Вам как актеру Ваши песни? Не создают ли они некий навязчивый «образ» их автора, от которого бывает трудно отказаться на сцене и на экране?

— Наверное, нет. Они для меня органичны, это ведь не хобби, это очень серьезно, не менее, чем работа в театре. Кстати о хобби…

— У меня его нет, слишком мало времени. Разве что книги…

А как Вы относитесь к критическим статьям, появившимся несколько лет тому назад в газетах в адрес Ваших песен?

— Мои прежние (да и нынешние) песни очень личные, часть их не предназначалась для широкой аудитории. Я писал их для себя, для близких друзей, пытался найти в них новую форму разговора со своими ровесниками о том, что меня волнует.

И знаете, это ведь не очень приятно, когда тебя критикуют. Тем не менее сейчас я благодарен авторам этих статей, даже несмотря на то что в одной из них разбирались песни, к которым я не имел никакого отношения. Песни свои я тогда только начинал, да и жанр этот у нас редкий. Так что взыскательный разговор был необходим, и, может быть, он сыграл не последнюю роль в появлении моих пластинок: кое-что мне пришлось переоценить, кое с чем не согласиться, на какие-то вещи взглянуть по-иному.

Человеческий недостаток, к которому Вы относитесь снисходительно?

— Физическая слабость.

А недостаток, который Вы не прощаете?

— Их много, не хочу все перечислять, но… жадность. И отсутствие позиции, которое за собой очень много ведет других пороков. Отсутствие у человека твердой позиции, когда он сам не знает, чего же он хочет в этой жизни, не имеет своего мнения и не может сам, самостоятельно рассудить о предмете, о людях, о смысле жизни, о чем угодно. Неспособность к самостоятельному мышлению — это и беда, и недостаток.

Что Вы цените в мужчине?

— Сочетание доброты с силой и умом. Когда подписываю фотографии ребятам-подросткам, всегда пишу: «Вырасти сильным, умным и добрым». Вот это сочетание. А в женщине что Вы цените?

— Я бы написал так: «Будь умной, красивой и доброй». Красивой — не обязательно внешне.

Если бы Вы не были Высоцким, то кем бы Вы хотели стать?

— Высоцким.

Какой вопрос Вы бы хотели задать самому себе?

— Сколько мне осталось лет, месяцев, дней и часов творчества… Вот этот вопрос я хотел бы себе задать. Вернее, знать на него ответ.

Кем Вы себя считаете?

— Тем, кто я есть. Вот сочетание тех жанров и элементов искусства, которыми я занимаюсь и пытаюсь делать из них синтез… Может быть, все вместе это будет называться каким-то одним словом в будущем. Больше всего я, конечно, работаю со стихом. И чаще всего именно тогда я ощущаю эту штуку — «вдохновение», которое ночью сядет тебе на плечо, пошепчет где-то с шести утра, когда уже изгрыз ногти и кажется, что ничего не выйдет, — и вдруг оно пришло. Вот, больше всего — работа над стихом.

Пока я живу, пока я думаю, я, безусловно, буду писать стихи, писать песни. Когда песня того стоит, она в отличие от человека может прожить дольше: если человек хороший, он беспокоится, нервничает в жизни и умирает раньше. А песня, наоборот, — ее чем больше поют, тем больше ей продлевается жизнь, тем она дольше живет.

Я занимаюсь авторской песней и считаю ее совершенно особым песенным жанром. Вообще-то, это даже не песня, это стихи, положенные на ритмическую основу. Когда-то, очень давно, я услышал, как Булат Окуджава поет свои стихи, и увидел, что стихотворные строки, которые я раньше читал глазами, работают намного сильнее, когда он исполняет их с гитарой. Но это может быть и любой другой инструмент. Я, например, пытался вначале петь под рояль, под аккордеон, потому что, когда был маленьким, родители заставляли меня заниматься музыкой, как говорится, из-под палки. Спасибо им за это: я оказался обученным музыкальной грамоте. Но большинство выбирает гитару потому, что это такой бесхитростный инструмент, которым могут овладеть многие. Виртуозно научиться играть на нем, конечно, сложно, но суметь подобрать для себя нужный аккомпанемент не так уж трудно.

Начинал я с песен, которые многие почему-то называли дворовыми, уличными. Это была такая дань городскому романсу, который в то время был совершенно забыт. И у людей, вероятно, была тяга к такому простому, нормальному разговору в песне, тяга к не упрощенной, а именно простой человеческой интонации. Они были бесхитростны, эти первые песни, и была в них одна, но пламенная страсть: извечное стремление человека к правде, любовь к его друзьям, женщине, близким людям. Потом, конечно, все немного изменилось, усложнилось, но суть осталась. Думаю, что авторская песня, которой вот мы занимаемся несколько человек, — это как раз такая форма беседы с людьми, но только, конечно, в виде песни.

Часто раздаются упреки, что мы упрощаем мелодию, что у меня примитивизация такая нарочитая. Это не нарочитая, это нарочная примитивизация. Я специально упрощал многие мелодии даже в песнях, которые писал для картин. И делал это для того, чтобы ничто не мешало смыслу, чтобы мелодия не мешала восприятию текста, тому главному, что я хочу сказать. Чтобы песни эти сразу входили не только в уши, но и в душу и чтобы человек, который захочет их воспроизвести, смог бы легко это сделать.

С авторской песней у нас случилось что-то странное, ее стали называть туристской, самодеятельной и еще как-то. Хотя во всем мире авторская песня существует точно на таких же правах, как и песня, которую мы называем эстрадной. Вот вы смотрите, например, по телевидению программы с участием Азнавура, Беко, других французских певцов, которые занимаются именно авторской песней. И ни у кого не вызывает сомнений, что она имеет право быть на сцене. Наоборот, она дает колоссальные возможности и авторам, и людям, сидящим в зале. Потому что авторская песня есть не что иное, как возможность и манера разговора с людьми, самой нормальной, натуральной беседы. Эта песня требует отдачи зрителей, требует собеседника. В этом смысле она — неумирающее искусство, корни которого уходят в далекое прошлое — к Гомеру, акынам, трубадурам… И у нас тоже с гуслями ходили и пели песни, былины. Короче говоря, у авторской песни есть и своя история, свои традиции. И я предпочитаю заниматься именно авторской песней, с ее скромными средствами, и не хочу их менять, хотя мне предлагали выступать со всевозможными ансамблями, оркестрами и т. д. Для пластинок я это еще иногда делаю, потому что для авторской песни важен эффект присутствия, а на пластинке его добиться труднее и тогда нужно хоть немножечко чем-то его заменить, создать фон.