Маргалит Фокс - Конан Дойль на стороне защиты [Подлинная история, повествующая о сенсационном британском убийстве, ошибках правосудия и прославленном авторе детективов]

В Виндлсхэме 7 июля 1930 года Конан Дойль, сердце которого уже отказывалось служить, попросил, чтобы ему помогли перебраться с кровати в кресло у окна, за которым красовался суссекский пейзаж: было ясно, что ему хотелось избежать «немужской» смерти в постели. Его жена Джин и трое их детей помогли писателю пересесть в кресло, в котором он и умер той ночью в возрасте 71 года. Возможно, лишь в этот миг, со смертью наиболее яркого своего представителя, и закончился долгий XIX век.

Кто убил Марион Гилкрист в тот дождливый декабрьский вечер? Конан Дойль стойко полагал, что это был ее племянник Фрэнсис Чартерис; этот взгляд разделяли и некоторые авторы более позднего времени, писавшие о преступлении. (Чартерис умер в 1964 году, сделав блестящую карьеру как врач и педагог. Остро чуткий к слухам, он до конца жизни утверждал, что не имеет никакого отношения к убийству.) Другие авторы указывали на многочисленных членов семейства мисс Гилкрист, третьи приписывали вину шайке профессиональных воров или подозревали преступное сотрудничество между Хелен Ламби и одним из ее ухажеров.

Уильям Рафхед, не называя никаких имен, придерживался мнения, что убийство было делом рук более чем одного человека. «Кто-то ведь убил мисс Гилкрист, — писал он в 1929 году при издании книги „Суд над Оскаром Слейтером“. — 20-летние размышления над фактами, подтвержденными в суде, укрепляют меня во мнении, что в деле были замешаны два человека, один из которых либо успел скрыться в промежутке между визитами мистера Адамса, либо — как Раскольников — ждал в пустой квартире наверху, пока не стихнет суета. Если читатель, изучая свидетельские показания, будет держать в уме эту гипотезу, он может признать ее полезной, поскольку ею объясняются многие сложности, проистекающие из нестыкуемых рассказов о внешности и передвижениях „того самого человека“».

В отношении вопроса, кто убил мисс Гилкрист, я принадлежу к убежденным агностикам. Любая «разгадка», появившаяся спустя 11 десятилетий после события, может быть продуктом лишь чисто умозрительных построений. Впрочем, я полагаю, что Ламби унесла в могилу больше сведений о преступлении, чем упоминала при жизни, включая знание о том, кто был убийцей. Таково было мнение Конан Дойля, который в 1930 году писал: «Я не вижу смысла искать правду об убийстве мисс Гилкрист, если Хелен Ламби не сознается. Ей, без сомнения, известно о преступлении больше, чем она упоминала публично». Однако никаких признаний от Ламби не последовало. В 1930-х вместе с семьей она вернулась в Шотландию, а позже поселилась на севере Англии. Она умерла в Лидсе (Западный Йоркшир) в 1960 году, 73 лет от роду.

Мэри Барроуман, которая в поздние годы занималась поденной работой, дважды выходила замуж. Ее считали алкоголичкой; двоих детей забрало государство. Шотландский журналист Роберт Хаус в своей книге «Квадратная миля убийства», выпущенной в 2002 году и посвященной четырем убийствам в Глазго, включая убийство мисс Гилкрист, писал: «Через многие годы после суда над Оскаром Слейтером Мэри Барроуман явилась в некий дом в Глазго и сказала, что желает сделать признание. В вечер убийства она не приходила на Западную Принцеву улицу. Ее пьющая мать велела ей заявить о якобы виденном, надеясь поживиться за счет вознаграждения». Барроуман умерла в 1934 году в возрасте 40 лет от рака.

Семидесятитрехлетний Артур Адамс 3 января 1942 года был найден умершим своей смертью в собственном доме номер 14 на Королевской террасе, под той самой квартирой, в которой мисс Гилкрист встретила свою смерть. По примечательной прихоти судьбы свидетельство о его смерти подписал доктор Джон С. М. Орд — сын Джона Орда из полиции Глазго.

В 1969 году член глазговского городского магистрата Джон Янг начал кампанию за посмертную реабилитацию детектива-лейтенанта Джона Томсона Тренча. После рассмотрения вопроса городские власти решили, что не имеют юридических полномочий требовать пересмотра дела о его увольнении. Впрочем, в 1999 году в Музее полиции Глазго была установлена памятная табличка в честь Тренча. При открытии присутствовала Нэнси Старк — единственная из его детей, дожившая до этого дня. Табличка гласила: «Сейчас для судебных уголовных дел и для полицейских дисциплинарных разбирательств существует возможность обжалования, которой ни мистер Тренч, ни мистер Слейтер в свое время не могли воспользоваться. Тот факт, что эта мера безопасности существует уже в течение многих лет, является, вероятно, должным памятником тем страданиям, которые эти люди претерпели ради правды и справедливости».

Его величества тюрьма Питерхед (во время правления королевы Елизаветы II известная как «ее величества тюрьма Питерхед») до конца XX века считалась одним из худших мест наказания в Великобритании — «шотландский гулаг, тюрьма без малейшей надежды», как ее назвали комментаторы в 1991 году. Тюрьма была закрыта в 2013 году, теперь там музей.

Самый знаменитый узник Питерхеда Оскар Слейтер — щеголь, игрок, иностранец, козел отпущения, еврей — остался довольно экзотической фигурой, вокруг которой в последующие годы время от времени вращались газетные слухи. «Женюсь на негритянке, говорит Оскар Слейтер» — гласил заголовок в The New York Times через год после его оправдания, в 1929 году. Дальше шел подзаголовок: «Житель Шотландии, получивший 30 тысяч фунтов в компенсацию неправомерного приговора за убийство, планирует жить в Африке».

Реальность была куда более прозаической. Слейтер прожил в Шотландии до конца своих дней, поселившись в прибрежном городе Эр неподалеку от Глазго. Общительный, пользующийся любовью соседей, он имел скромное дело по восстановлению и продаже старинных вещей. В 1936 году, после смерти первой жены, жившей отдельно от него, он женился на Лине Шад, шотландской жительнице немецкого происхождения, которая была моложе его на 30 лет. По всем отзывам этот брак был счастливым.

Несмотря на то что германского гражданства Слейтер давно лишился, Вторая мировая война вновь вызвала к жизни его немецкое прошлое. После ее начала Слейтера как иностранца из вражеской страны ненадолго интернировали вместе с женой. Впоследствии супруги вернулись к привычной жизни в Эре. Не в силах выносить имя Оскар Слейтер, он вновь жил под именем Оскар Лешцинер.

«После войны Оскару оставалось несколько золотых лет, — писал британский автор Ричард Уиттингтон-Эган, который интервьюировал Лину Лешцинер перед ее смертью в 1992 году. — Порой, единственно ради удовольствия от жизни, он становился на Старом мосту, освященном именем Роберта Бёрнса, и пел во всю силу своих легких. Он обладал хорошим певческим голосом, ему нравилось слушать музыку. Часто ходил в театр и в кино. Всегда был любителем пеших прогулок. Был не прочь поговорить. После долгих лет принудительного молчания больше всего любил добрую беседу. Обладая щедрым нравом, он всегда вкладывал свою лепту в благотворительность — особенно когда дело касалось больных или бездомных детей».