Николас Рейнольдс - Писатель, моряк, солдат, шпион. Тайная жизнь Эрнеста Хемингуэя, 1935–1961 гг.

Хотя личность посредника остается неясной, точно известно, что Голос встречался с Хемингуэем где-то в конце 1940 г., скорее всего во время его медового месяца в Нью-Йорке. Это факт, что они встречались и что Голос хотел завербовать Хемингуэя в НКВД. Вместе с тем о деталях этой встречи можно лишь догадываться, исходя из истории Голоса и советской практики.

Голос и посредник прекрасно знали, что знакомство через кого-то было намного перспективнее с точки зрения завязывания тайных отношений, чем прямой звонок без подготовки. Посредник мог заехать за Хемингуэем в Barclay и отвезти его в какое-нибудь тихое местечко в Нижнем Ист-Сайде, облюбованное Голосом для встреч, например в маленький ресторанчик на Второй авеню, где тот встречался с Бентли. Обстановка и меню были совершенно непримечательными. Возможно, там имелась задняя комната или как минимум тихий уголок, где можно было поговорить без помех. Посетители, в основном выходцы из рабочего класса, вряд ли узнали именитого писателя.

Посредник, скорее всего, оставил их наедине для разговора — еще одно обязательное условие для завязывания тайных отношений. Хемингуэй, надо думать, заказал что-нибудь выпить. После обмена любезностями мужчины перешли к рассказу о себе, наверное слегка преувеличивая свои достижения. Американец мог расписывать свои боевые подвиги в Испании, а русский — намекать на важное спецзадание, которое он выполнял в Соединенных Штатах. Голос обыгрывал тему антифашизма и говорил о Советском Союзе как о последнем бастионе на пути фашистской идеологии. Он наверняка льстил Хемингуэю и упирал на то, какую важную роль писатель мог бы играть, если бы боролся с фашизмом вместе с Советами. Догадаться о том, что было бы приятно слышать этому крупному американцу, обладающему здоровым самолюбием, не составляло труда для поднаторевшего в разведдеятельности Голоса.

Примерно в то время, когда состоялась их первая встреча, Голос заинтриговал резидентуру НКВД в Нью-Йорке возможностью завербовать очередного известного журналиста. С учетом фигуры Хемингуэя и опыта Голоса вряд ли это была спонтанная, «возникшая походя» идея. Такое могло случиться в Коминтерне, но не в НКВД. У Коминтерна были свои секреты, но он существовал для идеологической работы и распространения пропаганды, НКВД же был профессиональной разведывательной службой. Люди вроде Ивенса выпускали фильмы, люди вроде Голоса — вербовали и курировали шпионов. Голос не раз уведомлял московскую штаб-квартиру о том, что ненавидит неожиданности, и обычно настаивал на максимально полном контроле.

Если советские резиденты действовали неспонтанно, то они должны были неоднократно обменяться телеграммами с Москвой до того , как Голос сделает предложение Хемингуэю. Им предстояло описать предварительные контакты с Хемингуэем и изложить свои соображения о его потенциале в качестве шпиона. Центр должен был подшить эту информацию в досье Хемингуэя, где, возможно, уже находился доклад Орлова о встрече с писателем в Испании. В какой-то момент Москва дала Нью-Йорку добро на вербовку. Голосу почти наверняка рекомендовалось делать предложение не сразу, а сначала познакомиться с Хемингуэем поближе. Все происходило примерно так, постепенно: сначала писатель соглашался помогать НКВД, а потом эти двое договаривались быть на связи.

Дошедшие до нас и доступные исследователям архивы ясно говорят о том, что Голос докладывал в Москву о своих попытках привлечь Хемингуэя к работе в качестве шпиона. Одним из важнейших свидетельств является краткая справка по досье Хемингуэя в секретных архивах, раскрытых Васильевым {25} . Справка была составлена на основе документов из досье писателя, где находились и телеграммы из Нью-Йорка, и предназначалась исключительно для внутреннего использования. Этот факт свидетельствует о ее достоверности.

В справке, датированной 1948 г., говорится о том, что «перед поездкой в Китай [Хемингуэй] привлечен к сотрудничеству на идеологической основе [Голосом]». На языке разведслужб это означало, что Хемингуэй принял предложение установить секретные отношения с Советами. Голос мог прямо ссылаться на НКВД или просто говорить о советских «спецслужбах», т. е. использовать эвфемизм, который не был загадкой для Хемингуэя. Упоминание «идеологической основы» означало, что он соглашался с советской идеологией (как минимум частично) и принимал предложение не из-за денег или другого вознаграждения. Это также практически исключало шантаж или принуждение — идейного сторонника, особенно такого неординарного, как Хемингуэй, принуждать не было необходимости.

В копиях документов из секретного досье ничего не говорится о конкретных задачах, которые Голос поставил перед Хемингуэем. Вполне возможно, что Голос хотел заполучить Хемингуэя только из-за его потенциала в качестве журналиста-шпиона, т. е. человека, который мог использовать свои обширные связи в интересах НКВД {26} . Это не было чем-то необычным для советских спецслужб, которые почти всегда устанавливали для новичков испытательный срок, чтобы выяснить, для чего они лучше годятся. Со своей стороны, Хемингуэй мог считать, что знает, чего хотят от него советские спецслужбы. Он ведь уже имел дело с их агентами в Испании, что подтверждают описание партизанской войны в романе «По ком звонит колокол» и экскурс в мир контрразведки в пьесе «Пятая колонна». Возможно, НКВД ждал, что он будет действовать подобно герою из этой пьесы, который работал в контрразведке и сообщал о подозрительных личностях в барах. Сейчас, однако, масштабы этой деятельности значительно расширились, и собирать информацию нужно было уже в среде богатых и сильных мира сего.

Одну задачу, впрочем, Голос, как опытный вербовщик, не мог не предвидеть — надо было продумать, как проводить тайные встречи с кем-нибудь другим. Сам он был слишком перегружен, не мог похвастаться здоровьем и не имел возможности уезжать далеко от дома. Как НКВД будет связываться со своим новым агентом в Китае (или где-нибудь еще)? Как Хемингуэй узнает, кому можно доверять? В докладе, отправленном в Москву, Голос предлагал НКВД установить контакт с Хемингуэем в Китае или, если он поедет через Советский Союз, на своей территории. Голос писал, что он подготовил Хемингуэя для встречи с «нашими людьми» за пределами Соединенных Штатов. Писатель передал русскому несколько «марок» (надо думать, уникальных, что-нибудь вроде кубинских почтовых марок) и знал, что доверять следует лишь тому, кто предъявит их. Доклад Голоса завершался утверждением: «Я не сомневаюсь, что он будет сотрудничать с нами и… сделает все возможное» {27} .

Этот доклад Голоса, датированный 1941 г., замечателен по нескольким причинам. Его формулировки подтверждают вывод о том, что Хемингуэй и Голос установили связь до того , как писатель окончательно определил свой маршрут (который менялся неоднократно). Доклад Голоса имеет логику только в случае существования связи — об этом говорит утверждение о том, что Хемингуэй будет сотрудничать с советскими спецслужбами {28} . Использование настоящего имени Хемингуэя, а не псевдонима указывает на то, что тайная связь установлена совсем недавно. Оперативный псевдоним «Арго» писатель получил в НКВД позднее, в 1941 г. (НКВД обычно присваивал псевдонимы завербованным агентам. Они нередко отражали характер агента: Бентли, окончившую колледж, называли «Умницей», а продажного конгрессмена — «Плутом». У кого-то в НКВД было литературное образование и, похоже, представление о пристрастии Хемингуэя к морской жизни. В греческой мифологии имя «Арго» носил корабль, на котором Ясон и аргонавты скитались по морям в поисках приключений.) Организация встречи с новым агентом в Советском Союзе или Китае имела определенный смысл. Это была возможность для обеих сторон познакомиться друг с другом, не беспокоясь о слежке со стороны ФБР, которое держала Голоса под надзором с 1939 г.