Борис Соколов - Истребленные маршалы

Николая Николаевича следователи сломали еще 3 июня, когда он, не выдержав непрерывных допросов, согласился давать нужные показания. Нам остается только гадать, действительно ли Кузьмин, будучи советским генеральным консулом в Париже, встречался с Сувариным и передал от него и Троцкого привет Тухачевскому, да еще таким образом, что становилось ясно: Михаил Николаевич и его соратники прежде уже информировали бывшего председателя Реввоенсовета о своей оппозиции к Сталину. Или все это придумали следователи, чтобы обвинить Кузьмина в скрытом троцкизме?

А вот другое признание Николая Николаевича почти не вызывает сомнений. Бывший комиссар Балтфлота процитировал слова Тухачевского о том, что Ворошилов и принадлежавшие к его группе Буденный, И.П. Белов, Шапошников и Егоров — «рутинеры, недостаточно понимающие современное военное дело». Кузьмин утверждал: «Тухачевский, как он мне тогда говорил, своей основной задачей ставил добиться назначения нескольких ориентирующихся на него командующих войсками членами Реввоенсовета в целях усиления влияния чисто военных на деятельность Реввоенсовета». Нет, конечно же, не из-за женщин погорел Михаил Николаевич! Юлию Ивановну арестовали и объявили шпионкой только потому, что была близка с Тухачевским. И отделалась она сравнительно легко — всего 8 годами лагерей, выйдя из заключения 8 мая 1945 года, в первый день мира.

В 20-х числах апреля были получены показания от арестованных бывшего начальника Особого отдела НКВД Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел Прокофьева о сговоре Тухачевского, Уборевича, Корка, Шапошникова и других военачальников с Ягодой. Однако сам Генрих Григорьевич этого пока не подтверждал. На допросе 26 апреля 1937 гбда он настаивал: «Личных связей в буквальном смысле слова среди военных у меня не было. Были официальные знакомства. Никого из них я вербовать не пытался». Сговорчивее оказался один из подчиненных Ягоды, бывший заместитель начальника одного из отделов НКВД Волович. На следующий день он показал, что Тухачевский был участником заговора правых и должен был обеспечить поддержку заговорщиков армией.

Приволжским военным округом Михаилу Николаевичу довелось командовать очень недолго. 14 мая он прибыл в Куйбышев, а 22 мая был арестован. 25-го маршала под конвоем привезли в Москву. 15 мая последовал арест бывшего начальника управления начальствующего состава в Наркомате обороны, одного из ближайших друзей Тухачевского. Узнав об этом, Михаил Николаевич по-настоящему встревожился, опасаясь, что вскоре последует за Борисом Мироновичем. Но ничего предпринять не успел, да и не знал, что предпринять.

20 мая Ежов направил Сталину, Молотову, Ворошилову и Кагановичу протокол допроса Фелвдмана, произведенного накануне. В сопроводительной записке нарком подчеркивал: «Фельдман показал, что он является участником военно-троцкистского заговора и был завербован Тухачевским М.Н. в начале 1932 года. Названные Фельдманом участники заговора — начальник штаба Закавказского военного округа Савицкий, заместитель командующего Приволжского ВО Кутяков, бывший начальник школы ВЦИК Егоров, начальник инженерной академии Смолин, бывший помощник начальника инженерного управления Максимов и бывший заместитель начальника автобронетанкового управления Ольшанский — арестованы. Прошу обсудить вопрос об аресте остальных участников заговора, названных Фельдманом». Именно эти показания послужили формальным основанием для решения об аресте Тухачевского.

На самых первых допросах, протоколы которых или не составлялись вовсе, или не сохранились, Тухачевский отказывался признать свою вину. Это явствует из его собственноручных показаний, датированных 1 июня 1937 года: «Настойчиво и неоднократно пытался я отрицать как свое участие в заговоре, так и отдельные факты моей антисоветской деятельности».

26 мая Тухачевский заявил: «Мне были даны очные ставки с Примаковым, Путной и Фельдманом, которые обвиняют меня как руководителя антисоветского военно-троцкистского заговора. Прошу представить мне еще пару показаний других участников этого заговора, которые также обвиняют меня. Обязуюсь дать чистосердечные показания». И в тот же день написал: «…Признаю наличие антисоветского военно-троцкистского заговора и то, что я был во главе его… Основание заговора относится к 1932 году».

До сих пор не решен вопрос, применяли ли к Тухачевскому во время следствия меры физического воздействия, т. е., говоря проще, пытали ли и избивали его. Хотя относительно других подсудимых на этот счет имеются вполне определенные данные. Так, бывший сотрудник НКВД, а впоследствии заместитель министра госбезопасности Селивановский 10 декабря 1962 года сообщил в ЦК: «В апреле 1937 года дела Путин и Примакова были переданы Авсеевичу. Зверскими, жестокими методами допроса Авсеевич принудил Примакова и Пугну дать показания на Тухачевского, Якира и Фельдмана… Работа Авсеевича руководством Особого отдела ставилась в пример другим следователям. Авсеевич после этого стал эталоном в работе с арестованными». По свидетельству бывшего сотрудника Особого отдела Бударева, Авсеевич, возглавлявший одно из отделений этого отдела, заставлял своих сотрудников постоянно находиться рядом с Примаковым, не давать ему спать и вынудить дать признательные показания. На сон подследственному отводилось лишь 2–3 часа в сутки, да и то в кабинете, где проходил допрос и куда даже доставляли пищу. Подобное непрерывное давление в конце концов сломило волю арестованного. Кроме того, по утверждению Бударева, «в период расследования дел Примакова и Путин было известно, что оба эти лица дали показания об участии в заговоре после избиения их в Лефортовской тюрьме».

Можно предположить, что разгадка поведения Тухачевского и его товарищей лежит не в гипнозе. И даже не в особом мастерстве следователей-инквизиторов. Один из них, Ушаков, после своего ареста вообще потерял представление о реалиях окружающего мира, хвастался на допросах своими заслугами, рассчитывая на снисхождение. Зиновий Маркович утверждал: «Я переехал с Леплевским в Москву в декабре 1936 года… Я буквально с первых дней поставил диагноз о существовании в РККА и Флоте военно-троцкистской организации, разработал четкий план ее вскрытия и первый же получил такое показание от бывшего командующего Каспийской флотилии Закупнева… Шел уверенно к раскрытию военного заговора. В то же время я также шел по другому отделению на Эйдемана и тут также не ошибся. Ну, о том, что Фельдман Б.М. у меня сознался в участии в антисоветском военном заговоре… на основании чего 22 числа того же месяца начались аресты… говорить не приходится. 25 мая мне дали допрашивать Тухачевского, который сознался 26-го, а 30-го я получил Якира. Ведя один, без помощников (или «напарников»), эту тройку и имея указание, что через несколько дней дело должно быть закончено для слушания, я, почти не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков. Даже в день процесса, рано утром, я получил у Тухачевского дополнительные показания об Апанасенко и некоторых других». Среди этих «других» был и будущий нарком С. К. Тимошенко.