Борис Соколов - Истребленные маршалы

Толпы красных волной захлестнули немногочисленных защитников белого Крыма. 15 ноября бойцы 51-й дивизии вместе частями 1-й Конной армии вошли в Севастополь, откуда за сутки до этого отошли последние суда белых.

Блюхер за взятие Крыма получил еще один орден Красного Знамени, а Реввоенсовет 1-й Конной армии преподнес «красному вождю и победителю на Перекопе и Ишуне» золотые часы. В последующие месяцы 51-й дивизии совместно с армией Ворошилова и Буденного пришлось бороться со вчерашним союзником — батькой Махно. Летом 1921 года произошла вторая встреча Василия Константиновича с Варецким. Последний вспоминал, что «Блюхер в крестьянской среде чувствовал себя как дома», поражая селян знанием агрономических тонкостей. «А дозвольте спросить, вы по какой части будете, по земельной?» — поинтересовался один из стариков. «По земельной, папаша, — улыбнулся Блюхер, обнаруживший вдруг прекрасное знание местного украинского наречия. — Землю вашу освобождаем от Махно, от непорядков всяких, чтоб никто не мешал вам спокойно работать на земле. Понял?»

Однажды Блюхер с Варецким оказались в донской станице, и с казаками Василий Константинович тоже быстро нашел общий язык и даже пел вместе с ними песни. Потом он говорил Варецкому: «А хороши песни у казаков. Только поют они не так, старики пели лучше». Видно, доводилось Василию Константиновичу прежде, до революции, побывать и на Дону.

На Украине, когда они остановились в доме священника, Блюхер даже подружился с батюшкой и обещал прислать ему красок (священник занимался живописью). Характерен отзыв Блюхера, запечатленный Варецким: «Хороший, талантливый старик. Жалко, что священник». Сам Василий Константинович в Бога не верил, но готов был признать, что и среди священнослужителей попадаются порядочные люди.

Варецкий так суммировал свои впечатления о легендарном красном полководце: «В памяти остался образ интеллигентного, образованного человека и авторитетного командира. Ничего я не мог сказать о нем как о коммунисте; однако у меня осталось впечатление, что к социальной логике даже того времени он относился критически. Несомненно, портили общее впечатление его сухость и та подчеркнутая корректность, которые, точно барьер, отделяли Блюхера от его собеседников. Но Блюхер, вто же время, был совсем другим, находясь в окружении крестьян, красноармейцев и посторонних, не связанных с ним службой людей».

Хотя Василию Константиновичу до революции пришлось трудиться в основном рабочим, но свои крестьянские корни он не забывал и с крестьянином всегда находил общий язык. Труднее было с образованной публикой, перед которой Блюхер не хотел обнаружить пробелы в собственных познаниях. Вот и старался держаться сухо и корректно, не углубляясь в чуждые для себя отвлеченные материи.

Блюхеру не пришлось довести до конца борьбу с Махно. Василия Константиновича отозвали на Дальний Восток, где после происшедшего 26 мая 1920 года во Владивостоке белогвардейского переворота серьезно осложнилось положение просоветской Дальневосточной республики. 24 июля Блюхер был уже в Чите, где стал военным министром и главнокомандующим Народно-Революционной Армии ДВР. Эта армия находилась в удручающем состоянии. В рапорте Ленину и Троцкому Блюхер описал его следующим образом: «Нищенство, проституция, воровство, грабежи, шпионаж и др. Позорные явления стали нередким элементом армейского быта. Военспец, спекулирующий на барахолке последними вещами и не посещающий по этой причине занятия, ответственные работники, нанимающиеся к ремесленникам в подмастерья и к торговцам в ночные сторожа, жены военнослужащих, побирающиеся по городу «Христа ради», бойцы, да одни ли только бойцы, с оружием в руках вламывающиеся в квартиры жителей с целью грабежа; штабники — от голода хворающие, падающие в обморок, ворующие и продающие все, что попадается под руку, от карандаша до пишущей машинки и секретного документа, организованные банды, угоняющие у крестьян скот под флагом конфискации белогвардейского имущества, — все это стало тяжелым фактом повседневности, характеризующим ту грань, до которой докатились материальная необеспеченность армии и то разложение, которое вызвано ненормальными условиями жизни».

Замечу, что в рапорте Василий Константинович вряд ли сильно преувеличил. Один из руководителей ДВР П.П. Постышев в послевоенных мемуарах писал о том же — например, в связи с разграблением народоармейцами Шмаковекого монастыря: «Обходя части, мы заметили какие-то огни, подойдя, мы увидели пьяные фигуры красногвардейцев. Одни были одеты в поповские ризы, другие — еще в какие-то хламиды; все были пьяны, балаганили, горели большие церковные свечи и при их огне играли в карты. Всюду водка, бочонки с медом, бороды у пьяных стариков-бородачей торчали гвоздем, потому что, хватаясь за бороды перепачканными медом руками, они склеивали их. Нас встретили насмешками и бранью. Пришлось послать дисциплинированную часть, разогнать их и переарестовать, а окончательно разложившихся — расстрелять. Было жутко».

Нарисованная Блюхером апокалиптическая картина побудила Владимира Ильича и Льва Давидовича поднапрячься и выделить ДВР полтора миллиона рублей золотом. На эти средства главком смог реорганизовать Народно-Революционную Армию. Кое-кого при этом пришлось расстрелять. Тем временем отряды так называемых «белоповстанцев» под командованием бывшего командира Ижевской дивизии генерала В.М. Молчанова 18 декабря 1921 года заняли Хабаровск. Они действовали будто бы независимо от Приамурского правительства братьев Меркуловых, а в действительности — по тайной договоренности с властями Владивостока. Планы Приамурского правительства и генерала Молчанова были достаточно амбициозны. Депутат владивостокского Народного собрания бывший военный министр Омской директории генерал В.Г. Болдырев вспоминал: «В связи с одержанными боевыми успехами и присоединением Камчатского края ждали резонанса этих успехов на Амуре и в Забайкалье. Более же горячие головы, как и всегда в подобных случаях, мечтали не только о Сибири, которая считалась охваченной волнением, но и о Москве!»

Мечтам, естественно, не суждено было сбыться. НРА удалось остановить дальнейшее продвижение белых у станции Ин на левом берегу Амура. Блюхер стал готовить контрнаступление. 11 января 1922 года части НРА атаковали позиции белых у станции Волочаевка в 50 километрах от Хабаровска. Но уже на следующий день наступление захлебнулось. Блюхер подтянул свежие силы и 10 февраля возобновил атаки. 12-го числа волочаевские укрепления пали. А были они нешуточные: несколько рядов колючей проволоки, пулеметные гнезда, хорошо оборудованные артиллерийские позиции. Молчанов имел 3,5 тыс. штыков, 11 орудий, 99 пулеметов, 3 бронепоезда, у Блюхера — в 2–3 раза больше пехоты и артиллерии. Василию Константиновичу помог опыт в штурме крымских укреплений. Недаром Волочаевку впоследствии стали называть «вторым Перекопом».