Борис Соколов - Истребленные маршалы

В связи со сдачей Ростова 1 декабря 1941 года Сталин направил шифрограмму первому секретарю Ростовского обкома ВКП(б) Б.А. Двинскому, где, в частности, указал: «Теперь можно считать доказанным, что ростовские военные и партийные организации оборону Ростова вели из рук вон плохо и преступно-легко сдали Ростов. Оборонительная линия перед Ростовом была уступлена противнику без сколько-нибудь серьезного сопротивления. В самом Ростове не было сделано необходимых заграждений. Чердаки, крыши, верхние этажи домов не были использованы для уничтожения противника ручными гранатами, пулеметным и ружейным огнем. Никакого сопротивления рабочих в Ростове Вами организовано не было (Иосиф Виссарионович все еще мыслил категориями времен Гражданской войны, не задумываясь, что бы могли сделать необученные и плохо вооруженные рабочие против танков Клейста и нанесли бы этим танкам хоть какой-нибудь урон ружейно-пулеметный огонь с верхних этажей. — Б.С. ). Все это надо немедля исправить, чтобы не повторилось еще раз позорной сдачи Ростова. Мы хотели бы также выяснить, какую роль играл во всей этой истории сдачи Ростова Кулик. Как он вел себя — помогал защите Ростова или мешал?»

Тон сталинского послания подсказывал Двинскому, что Кулик больше не в фаворе. Ведь Иосиф Виссарионович прямо намекал, что маршал мог мешать обороне Ростова. Но поскольку Григорий Иванович все еще оставался заместителем наркома обороны и уполномоченным ГКО, ростовский секретарь предпочел ответить насчет его осторожно, без резких и однозначных определений и формулировок. Кто его знает, как еще дело повернется. Вдруг Сталин вернет Кулику свою благосклонность. И Двинский написал так: «Город был окружен с трех сторон, по всем направлениям сил не хватало, наступление 37-й и 9-й армий страшно запоздало, и у нас не было ни одного человека в резерве во время внутригородской обороны. Грозило беспрепятственное открытие дороги на другой берег.

Нынешний успех удался, так как враг был сильно истощен борьбой за Ростов, и нам было чем ударить с юга. В самом Ростове дрались, и крепко. Были и заграждения, устроенные по указанию военных специалистов, с учетом, что в город войдут полевые части. Теперь их считают недостаточными. Среди рабочих мы проводили подготовительную работу, но все оружие (винтовки, пулеметы и т. д.) было отдано полевым частям. Рабочих, которые еще оставались в городе, нечем было вооружить. Коммунисты и лучшие рабочие заранее, еще до эвакуации предприятий, были организованы в полк народного ополчения, прошли заблаговременно обучение и получили главным образом старое оружие (около тысячи человек). (Как показывает опыт, обучение народных ополченцев в годы Великой Отечественной войны было весьма условным, а вооружались они нередко учебными винтовками со сточенным бойком, которые можно было использовать разве что в рукопашном бою. — Б.С. ). Они сражались честно внутри города всюду, где могли.

Новые отряды рабочих нечем вооружить. Прав я или нет, но считаю, по нашему опыту, что город может быть защищен главным образом полевой армией, ибо, когда враг уже на окраинах или частично внутри города, все, как показал опыт, страшно дезорганизуется (связь, свет, перевозки и т. д.) и вышибить врага тогда трудно. И надо обязательно иметь под рукой резервы, так как в процессе городского боя возникают тысячи неожиданностей.

Маршал Кулик руководил всей операцией, для чего мы и считали его призванным, рассматривая как безусловный военный авторитет. Я считаю, что он несколько суматошный человек, работает вразброс. В дальнейшем, в случае необходимости, следует послать другого, поспокойнее и рассудительнее. Ремезов и Мельников (командующий и член Военного совета 56-й армии. — Б.С. ) во всем без спора следовали за Куликом».

Характеристика Кулика здесь довольно противоречивая. С одной стороны, «безусловный военный авторитет» и «руководил всей операцией» (т. е. как обороной Ростова, так и подготовкой последующего контрнаступления). С другой стороны, человек суматошный и работающий вразброс, которого лучше бы заменить. Двинский, безусловно, учитывал, что 28 ноября, в самый канун освобождения Ростова, Сталин отозвал Кулика в Москву. Значит, Верховный по каким-то причинам не хотел, чтобы с именем маршала связывалось одно из первых успешных контрнаступлений Красной Армии.

Сразу после Ростова Кулика направили выправлять положение под Тихвином. Немецкие войска еще 8 ноября 1941 года овладели этим городом, стремясь блокировать Ладожскую «дорогу жизни» и окончательно замкнуть кольцо окружения вокруг Ленинграда. Однако в ходе контрнаступления, начавшегося 19 ноября, дивизии Ленинградского и Волховского фронтов после упорных боев 9 декабря вновь овладели Тихвином, отбросив неприятеля на исходные позиции. Однако этот успех в глазах Сталина не перевесил вины Кулика за сдачу Керчи и Ростова. Интересно, что и позднее советские историки и мемуаристы предпочли вообще не упоминать о роли Кулика в Тихвинской операции. Почитать воспоминания К.А. Мерецкова, командовавшего в то время 4-й армией, дравшейся под Тихвином, Кулика там вообще не было. Хотя именно после приезда Григория Ивановича наступление советских дивизий ускорилось и Тихвин наконец был взят.

В конце декабря маршал был отозван из Тихвина в Москву. Там уже полным ходом шли керченские и ростовские разборки.

В своих объяснениях по поводу сдачи Керчи, датированных 30 января 1942 года, Григорий Иванович утверждал: «Когда я прибыл в город Керчь, ознакомился с обстановкой, лично объехал фронт, посмотрел действия своих войск и противника, я пришел к выводу, что отстоять Керчь и пристани этими войсками при создавшейся обстановке невозможно, так как господствующие высоты непосредственно над городом с юга, юго-запада, с запада и северо-запада уже были заняты противником, сам же город не укреплен. Взять обратно эти высоты, так как без овладения ими немыслима оборона города и пристани, было невозможно этими войсками, они были настолько деморализованы, что не в состоянии были обороняться, а о наступлении этими войсками и речи не могло быть. Привести их в порядок под непосредственным воздействием противника, который нахально наступал, было невозможно. Нужно было бы, чтобы решить задачу удержать пристани, город и плацдарм для дальнейшего контрнаступления на Крым, минимум три стрелковых дивизии свежих.

Правильно было принято мной решение не дать добить остатки армии и ни в коем случае не отдать противнику артиллерии и вооружения, организованно переправить армию на Таманский полуостров и выполнить Вашу основную задачу не допустить противника овладеть Таманским полуостровом и выйти на Северный Кавказ. Эту задачу я выполнил. Фактически с этого момента руководил остатками армии и организацией обороны на Таманском полуострове я, так как Левченко настолько раскис, что он не мог провести эту довольно серьезную работу в довольно сложной обстановке. Армия была переброшена, вооружение и артиллерия были спасены, и полностью разгромить армию противнику не удалось. Если некоторые «стратеги» считают, что удержанием города Керчи с гаванью прикрыто движение противника на Северный Кавказ, т. е. на Таманский полуостров, то они глубоко ошибаются и не понимают обстановки. Когда противник занял Керченскую крепость, он мог переправляться на Тузлускую косу (на косу Тузла. — Б. С.) и занять южный отрог Таманского полуострова, а это равноценно занятию всего Таманского полуострова и окружению города Керчи. Поэтому с теми силами, которыми мы располагали, решить две задачи были не в силах, т. е. удержать Керчь с гаванью и плотно занять Таманский полуостров. Несмотря на то, что я взял без Вашего разрешения 12-ю стрелковую бригаду и один стрелковый батальон с запасного полка, этих сил хватило только для занятия обороны на Таманском полуострове.