Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

В её 4 с половиной годика я устроила её в ведомственный сад (от МПС — Министерства Путей Сообщения) под Москвой, на пятидневку. И в нём она пробыла до школы, т.е. до 6 с половиной лет.

Я в это время уже работала в другом проектном институте «Союздортранс» — ушла туда с повышением по должности и зарплате — в качестве руководителя бригады. Опять новая работа. Но мне нужно было подниматься в карьерном росте, и я надеялась на себя, на свою работоспособность и свой потенциал. А, вообще, конечно, бросалась в омут.

Тут тоже нужно было заниматься проектированием зданий, но уже другого назначения, но больше мы занимались привязкой придорожных посёлков и станций технического обслуживания на проектируемых дорогах. Здесь я должна была обеспечивать работой тоже двоих молодых инженеров, но, к счастью, не сдельщиц, поэтому можно было работать спокойно, не перенапрягаясь.

Институт находился в каком-то страшном огромном дворе, но сам двор был расположен прямо напротив Кремля, на другом берегу Москва-реки.

Однажды (Юленьке было уже пять лет) позвонил один мужчина с кавказским акцентом, сказал, что только что вернулся из Сирии и должен мне что-то передать. И опять я дрожала от нервного напряжения, пока не встретилась с ним, буквально, на одну минуту в метро, и он передал мне деньги, в рублях (доллары тогда у нас были под запретом) от Хусейна, через одного друга Хусейна, с которым этот азербайджанец (по фамилии Гусейнов!!!) работал в Сирии. Самого Хусейна, по его словам, он не знал.

На эти деньги мы купили диван (ведь мы жили очень стеснённо, я бы сказала, бедно, считали деньги до зарплаты), и остальные деньги я положила на банковский счёт для Юли. (Но увы, в 90м году они «сгорели» в связи с дефолтом).

В 1973 году я пошла учиться на городских курсах английского языка на Новом Арбате, которые закончила в 1975 году. Позже я не раз возвращалась к изучению английского на разных курсах.

Как-то раз мне вдруг позвонила одна знакомая мне по работе в Гипрокоммуне Тамара, я очень удивилась её звонку, я с ней не дружила, она была чертёжницей в другом отделе, и по работе мы почти не пересекались. Она, зная, что я учила испанский, предложила мне пойти на какой-то вечер в Военную Академию, где она уже познакомилась с кубинцем и зовёт меня для компании. Я согласилась, пошла, но никто на танцах в этой академии мне не понравился. Но всё же она вовлекла меня в круг кубинцев. Летом, в мой день рождения (мне исполнялся 31 год) мы с Тамарой, с которой уже сдружились, пошли в ресторан «Гавана», что на Ленинском проспекте, не так давно открытый. И там нас «подцепили» два солидных кубинца, одному из которых я очень понравилась. Они были какие-то специалисты, оба в командировке. И Мигель пригласил меня на следующий день в известный ресторан «Арбат» — ещё раз отметить мой день рождения. Помню, как я с трудом подбирала подзабытые испанские слова, а он, чтобы я лучше поняла, писал мне их на бумаге. Он был очень галантен, очень хорошо ухаживал и мне понравился. Ему было 43 года. В выходной день мы вместе с Юленькой поехали в парк Культуры Горького и гуляли там весь день. Мигель был щедрым и великодушным кавалером и очень добрым с ребёнком. Но, к сожалению, скоро он уезжал. Когда я приехала к нему в номер и привезла какие-то гостинца или сувениры, и мы прощались, я увидела у него на глазах слёзы. Я в первый раз своей жизни видела плачущего от расставания со мной мужчину. И я, конечно, запомнила это маленьким благодарным местом в моём сердце. Потом он писал мне, присылал фото своих детей, а я, с трудом понимая его испанские фразы, училась отвечать по-испански своими письмами. (Забегая вперёд, скажу, что, когда я в первый раз приехала на Кубу, я позвонила ему и мы встретились, но я уже была замужем, и я просто испытывала к этому человеку благодарность, за то, что проявил ко мне тогда теплоту и нежность, и даже настоящее чувство. И, конечно, я привезла ему гостинца для его мальчиков).

После этого через какое-то время я знакомилась ещё с несколькими кубинцами. Они приходили к нам домой и иногда оставались со мной. Это были проходные связи, и я даже их имён могу не вспомнить. Мама, тем временем, остро реагировала на эти связи, на моё поведение. Она страдала от этого. Мы ссорились, я грубила. Мне давно уже стыдно за свое тогдашнее поведение, но это было, и сейчас я не знаю, зачем и почему это было со мной.

Но за одну связь мне точно не стыдно, хотя она тоже была обречённой. Я говорю о Хоакине Дюране, с которым познакомилась, гуляя с Тамарой в лефортовском парке в начале октября (1974 год).

Это был кубинец, который приехал учиться на один год в школу КГБ, что в одном из тихих переулков на Шаболовке. Мне было 32 года, он на пару лет постарше. После учёбы он должен был ехать в Анголу. Мы стали встречаться. И мне с ним было хорошо. Хоакин не был «abuser», каким было большинство приезжавших в Союз на учёбу кубинцев. Это был благородный и честный человек. Он научил меня многому хорошему. Как-то вскоре после знакомства, он приехал ко мне на ноябрьские праздники, мамы и Юли не было, они уехали в Вязьму. Мама мне дала задание — помыть паркетный пол, намазать мастикой и натереть его. Я сказала Хоакину, что мне предстоит большая работа, и он говорит: «Нет проблем, сейчас включим музыку и всё сделаем», и мы часа за три, под музыку, выполнили моё задание! Короче, он учил не унывать. Он умел жить на позитиве. И я его полюбила. Надеюсь, он тоже меня любил по-настоящему. Мы встречались до следующего лета. Он уезжал и писать он не имел права. Перед отъездом он сказал мне фразу, которую я часто вспоминаю: «Люда, у тебя твёрдый характер, но мягкое сердце. Тебе будет трудно в твоей жизни от этого контраста.» Да, это так, Хоакин…

Как бы я хотела узнать о тебе, я часто тебя вспоминаю. Я скучаю по тебе, как ни по кому! Но ты исчез навсегда, и, возможно, что и погиб, там, в Анголе. Или ещё где-нибудь. Ты же был кубинским разведчиком…

Шёл 1975 год. 1сентября в свои 6 лет и 8 месяцев Юленька пошла в школу, французскую, в которую надо было возить ее или на одном, или на двух трамваях остановок пять, но до самой остановки еще дойти минут 15. Мы с мамой возили ее по очереди. Забегая вперед, скажу, что эту школу она и окончила. (Был момент, когда решили перевести в ближайшую к дому школу, в которую ходить три минуты, но через две недели перевели обратно).

В конце мая уехал навсегда!!! Хоакин. Выполнять трудную и опасную миссию. В душе была пустота. И в памяти тоже не осталось особых следов о последующих нескольких годах. Помню, что осенью позвонил и потом приехал друг Хоакина и начал «кадриться». И он мне совсем не нравился, но я так скучала о Хоакине, что поддалась на ухаживания. Не странно ли звучит? Да, так бывает. (Я даже фильм какой-то смотрела с похожей коллизией). Закончилось с ним всё месяца через два-три и очень гадко: в чем-то я его заподозрила и проверила его записную книжечку, в которой нашла телефон с женским именем; позвонила, договорились о встрече; и оказалось, что девица от него была беременна и только что аборт сделала. Да, противно и гадко мне было, но поделом! Прогнала я этого козла сразу, конечно.