Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

Моя эпопея с Испанией продолжалась ещё долго. В ноябре я предприняла недельную поездку в Испанию, чтобы узнать об исходе или пошевелить испанских бюрократов. Дело застопорилось в МИДе Испании в Мадриде и мне пришлось самой туда ехать, чтобы разобраться в неполученной кем-то там почте. На этот раз я оставила Олежку в семье своих прежних очень хороших знакомых Бунтовниковых. После смерти глав дружного их семейства я с ними не общалась, но зная, что одна из них Злата очень добрый человек и что у них дома тоже есть маленький трехлетний мальчик, я ей позвонила и осмелилась задать вопрос, сможет ли Олежка побыть с недельку у них. Они тогда ещё ничего не знали о его существовании, в общем, ответ был — да, привози. И у них Олежке очень понравилось. Они с Илюшей сделались закадычными друзьями на всё детство, и ещё не раз Олег с удовольствием оставался у них в доме во время моих отъездов то ли в Испанию, то ли к Юле.

В августе 2004 года Олежке исполнилось пять лет. Мне удалось определить его в другой детский садик, немного подальше от дома, но заведомо лучший, чем прежний. Перед тем, как пойти в новый садик, я предприняла поездку в Турцию, мне хотелось показать Олежке море, и чтобы он в нём поплавал. Но буквально за неделю перед вылетом произошли два ужасных терракта со взрывами самолётов, и я была в панике, даже поехала в турагентство, чтобы сдать ваучер. Но девушки меня отговорили, прибегнув даже к такому аргументу, как то, что я своей кармой, аурой и судьбой стану просто гарантом безопасности воздушного корабля.,

В Турции я столкнулась с довольно капризным поведением моего ребёнка. На пляже, в номере отеля, где угодно. У меня Олежек боялся заходить в воду и исступлённо кричал, когда я пыталась войти с ним в море, (только у посторонней женщины с мальчиком лет восьми получалось заманить его в воду. Может, потому что был с ней мальчик? Не знаю, женщина, узбечка из Ташкента, была доброй, ну так я тоже была ласковой с сыночком). В номере тоже случалось такое поведение, что я хотела уйти в коридор, но ребёнок бежал за мной с криками, хватал меня за ноги, мне становилось неудобно перед людьми, и я возвращалась в номер. Как-то раз Олег увидел у уличного продавца машинку с пультом, и стал кричать и требовать, чтобы я ему её купила, и так продолжалось долго. Я твёрдо знала правило: ни в коем случае не потакать капризам ребёнка, но почему-то это правило не приносило результата — Олег всегда со скандалом снова и снова себе чего-то требовал, несмотря на моё правило — он его не усваивал. Как-то раз я повела Олежку к заводной машинке, в которую он мог сесть, и она начинала раскачиваться, как бы ездить на месте. Когда действие монеты закончилось, я сняла его с машинки, чтобы уйти; но он разразился таким рёвом, что в течение двух часов его никто не мог успокоить, уличные продавцы выходили и предлагали воду и т.д., но это было бесполезно. Тем не менее, в столовой отеля турок-повар и официанты его очень любили, его приходу радовались, всегда и на руки брали, и старались с ним поиграть, насколько позволяло их рабочее время. Да Олежку и нельзя было не любить — он был большой симпатяга.

По возвращении из Турции Олежка пошёл в новый садик, а я стала временно учительствовать в школе у м. Бибирево, преподавала английский язык, т.к. учителей английского по-прежнему не хватало. Дети были ужас! Особенно в 9 классе, они ничего не знали, и большинство знать не хотело. У меня, кажется, были два девятых и один шестой. С последними я ещё находила общий язык и справлялась, а со старшими почти что и не справлялась; как-то раз выгнала за дверь одного или двух, так завуч сделала мне замечание, что нельзя выставлять их за дверь, т.к. ребёнок может убежать из школы и отвечай за него потом. (А в моём детстве это всегда практиковалось) . Я стала ставить заслуженные плохие оценки и опять натолкнулась на недовольство завуча. Так как я замещала какую-то преподавательницу, я через месяца три-четыре ушла из этой школы и давала уроки английского частно одной из прилежных школьниц и ещё сыну знакомого зубного врача, жившего по соседству.

Новый 2005 год мы встречали у Нины в Волгограде, и праздник был замечательный! С Дедом Морозом, Снегурочкой и подарками!

Дома я учила Оленю читать, и, надо сказать, он охотно учился и постигал буквы и слога. В 8:45 вечера слушал по телевизору «Спят усталые игрушки» и потом ложился спать, я прилегала к нему и читала какую-нибудь сказку, а иногда и сама её придумывала, правда, при этом очень быстро сама впадая в дрёму, и ещё пела разные, сочиняемые на ходу нежные колыбельные песенки. В них я полностью выражала свою нежность и жалость к этому ребёнку, так трудно начавшему, по воле родившей его недоброй или неумной женщины, жизнь.

С ней я встретилась ещё раз. Ведь я всё время (как, впрочем, и персонал др) гадала: ну, почему же они отказались от своего только что родившегося ребёнка? Ведь они не вели асоциальный образ жизни, оба работали, у них была уже взрослая дочь и выросший сын. Так почему? В чём причина? И на ум приходило единственно возможное для ума объяснение: наверно, ребёнок был не от мужа, а от случайной связи, и чтобы не разбивать семейные отношения, она пожертвовала этим ребёнком. Тогда я думала, что, может быть, эта женщина страдает? Может, она ходит в церковь и замаливает свой великий грех?.. Она дала подписку, что не будет претендовать на этого ребёнка, но, может, дать ей шанс увидеть меня и расспросить о ребёнке, что-то узнать о нём… И я позвонила ей на мобильный, опять представившись всё тем же работником собеса, и попросила о встрече. Она, ничего не спрашивая, согласилась. Я спросила, где ей удобнее, она ответила, что работает на Новом Арбате (!) и мы договорились встретиться у к/т «Октябрь». Дома я долго и тщательно готовила свои к ней вопросы, так, чтобы они звучали уважительно и ненавязчиво и на всякий случай взяла несколько свежих фоток ребёнка (а вдруг я проникнусь к ней и захочу их ей показать в ответ на проявленное страдание матери).

Но это было слишком наивно с моей стороны. Мы встретились, и я предложила ей пройти в кафе, которое предварительно нашла сразу за кинотеатром. Я объяснила ей свой интерес во встрече тем, что «мои знакомые, те, что взяли вашего ребёнка, очень хотели бы узнать, каковы истинные причины его оставления вами. Может, у вас в роду есть какие-то сложные заболевания?» — «Нет, у нас все здоровы и физически и в психическом плане». Второй вопрос: «знаете, у персонала сложилось мнение, что, возможно, этот ребёнок не от мужа и в этом причина вашего отказа от него?» Усмехнувшись, она сказала, что ребёнок, конечно, от мужа, но что просто она слишком поздно узнала о своей беременности, но, узнав об этой неприятной неожиданности (на самом деле — ведь ей было 45 лет!), она, тем не менее, ничего не предпринимала для избавления от беременности. И на третий, последний вопрос, захочет ли она увидеть ребёнка или попытаться вернуть его, было сказано, что они с мужем были осведомлены о том, что не смогут притязать на ребёнка после попадания его в семью, что они законы знают, так же, как их дети, «которые все с высшим образованием» (её старшая дочь также подписала отказ, ей было в тот момент 23 года, сыну 15 лет). И что она надеется на то, что это наша последняя встреча. Ну что ж, всякие наивные мысли были рассеены, я расплатилась за кофе, и мы расстались.