Ludmi Nuez - Моя жизнь — что это было?

Ночью мне приснился сон: я слышала чей-то голос, который мне говорил: «забери Олежку, забери Олежку». Я расценила это, как голос Бога и с нетерпением ждала следующего утра. Но в то утро, 24го, у меня был талон к врачу эндокринологу на 9 утра, этот визит к специалисту был важен, т.к. у меня в процессе подготовки медсправки о здоровье обнаружили повышенный показатель гормона, и сделанное после этого УЗИ показало полную атрофию щитовидки. Поэтому я не могла пропустить долго ожидаемое посещение специалиста, но надеялась успеть к 10 часам на начало праздника в др. Но я всё же опоздала минут на 12, хотя спешила и бежала, правда, я надеялась, что вовремя вряд ли начнут. Но я ошибалась, конечно: в таких учреждениях всё организуется так, чтобы побыстрее закончить, и их утренник начался даже минут на пять раньше десяти. И директор была очень недовольна моим опозданием, т. к. Олежек уже выступил, а я не смогла увидеть его выступление. Я тоже была немного огорчена, ну, да ладно, так сложилось. Мне показали на сидящего среди других детей Олежку, он сидел с собачьей маской на лбу и в руках держал воздушный шарик и сумочку с подарком от Деда Мороза. И я поймала его беспокойный мгновенный взгляд, который он, вроде смотрящий на очередное выступление, бросил на свой шарик и сумочку: мол, на месте ли у него подарки; взгляд был очень осмысленный и он мне уже что-то симпатичное сказал о ребёнке. Потом Олежку позвали, директор взяла его на руки и познакомила меня с ним. Я увидела достаточно милого мальчика, сразу обратила внимание на его более короткую верхнюю губу (по причине неправильного прикуса), что у меня как у некоторого физиономиста создавало впечатление не слишком волевого или решительного характера. Но это было уже неважно, да и ребёнок был слишком мал, чтобы думать об этом. Для меня было важным другое: мальчик отказной, его надо спасать, и мальчик сохранный, более-менее здоровый. В кабинете директора я ознакомилась с его историей. И стала его навещать.

Первый раз я пришла к Олежке в др 29 декабря. Мы поднялись на второй этаж и сели рисовать. Помню, я попросила его нарисовать машинку, на что он мне отвечает: «Не, я не мОжу, я исё малыська». Да, говорил он очень плохо, но я его понимала. Потом его позвали обедать и Олежка тут же, (к моему удивлению), встал и стал медленно, переставляя ножками и держась за перила, спускаться в столовую. (Вот эту привычку — слушаться и не возражать всем казённым

представителям, что в школе, что в общественном месте, — он сохранил в себе вообще. Хотя контрастно вёл себя дома) . Я уезжала встречать Новый год в Волгоград и поэтому простилась с ним до 4 января. 4го я пришла, и мне сказали, что он ждал моего прихода. Я купила ему небольшую металлическую красную машинку, и, видно, для него это был драгоценнейший подарок: первый раз у него была своя машинка. Олежек самостоятельно оделся, и мы пошли с ним гулять вокруг его дома. Ему всё было интересно, и он засЫпал меня вопросами: «А сто ета? А сто ета?» Но вскоре попросился назад, в «гЛупу». Меня тогда это тоже удивило, но позже я поняла в чём дело: долго ходить этим детям было непривычно и он очень быстро уставал, ну и, кроме того, я думаю, его очень влекла новая машинка, и надо было скорей с ней поиграть.

В этот день воспитательница рассказала мне, что на предыдущее 9 мая к Олежке приходила его мамаша, которую они пригласили, позвонив ей, в надежде, что она надумает забрать ребёнка домой; что она пришла, посидела и ушла, обещав после «семейного совета» сообщить своё решение. Но так и не позвонила и больше не пришла. Директор ждала её всё лето, поэтому и не переводила ребёнка в дд, а сроки подпирали. В общем, мою кандидатуру она приняла. Мне уже нужно было оформлять в отделе опеки, относящейся к др, решение об опекунстве Олега. Но прежде я решила определить раз и навсегда отношение его кровной родительницы к своему сыну: или подтолкнуть её к решению забрать ребёнка домой, или знать наверняка, что она готова на то, чтобы его забрали другие люди.

Адрес я запомнила, когда смотрела личное дело Олега. Я поехала по этому адресу, по иронии судьбы дом располагался рядом с поликлиникой, куда я в день знакомства с Олежей ездила к эндокринологу. Я смогла проскочить в подъезд, с учащённым сердцебиением подошла к двери и позвонила, но мне никто не открыл. Я приехала на следующий день, я уже изучила, где должны быть их окна, но в окнах было темно. И вот я приехала в третий раз, это было 6 января, в пятницу, накануне рождества, и я приехала специально попозже, уже в 9 вечера, чтобы была бОльшая вероятность застать их дома, ведь каждый мой приезд был сопряжён с глубоким нервным напряжением. И вот мне открыли.

На пороге стояла низкорослая полная блондинистая женщина с невыразительным лицом. Я спросила, могу ли видеть Сергея Николаевича (уж очень важно мне было увидеть лицо её мужа и это не было просто любопытство). Женщина крикнула: «Серёжа, это к тебе», но я тут же добавила, что я к ним обоим. Я представилась: я из собеса. Мне предложили пройти в комнату, правда Сергей Николаевич, вышедший в прихожую, обронил: «что ж так поздно приходите», на что я объяснила, что приходила и раньше, но не могла застать их дома; ну, и извинилась за поздний визит. Это был довольно высокий темноволосый мужчина с немного удлинённым лицом, костистым носом и немного обвисшим подбородком — так я успела его разглядеть. В прихожей и комнате было бедновато и как-то грязновато, но это такое смытое впечатление — я не способна была в своём напряжении что-то разглядывать и, тем более, потом удержать в памяти. Мне предложили стул, хозяйка стояла передо мной, загородив собой мужа, сидевшего на диване в полумраке, поэтому выражения его лица по ходу короткого разговора я не видела. Я объяснила свой визит тем, что мы, по роду службы, общаемся с др, в котором находится ваш сын Олег, и одни мои знакомые хотели бы

забрать ребёнка в семью; но, т.к. мне сказали, что вы приходили к ребёнку и вроде подумывали о том, чтобы его забрать, то, может быть, вы и в самом деле настроены его забрать? Женщина ответила так: «А можно вам позвонить завтра?» Я растерялась, я не готова была на такой вариант ответа, но быстро собралась с мыслями и продиктовала ей номер телефона своей хорошей знакомой. На этом разговор был пока исчерпан, я пошла к выходу, в коридоре встретив, стоявшего около ванной, симпатичного темноволосого молодого человека, их сына. (У них была ещё старшая дочь).

На следующий день я поехала через весь город к моей знакомой и пробыла у неё целый день в ожидании звонка. Она не позвонила. В воскресенье я несколько раз выходила из дома, шла две остановки к единственному работающему телефону-автомату и звонила им домой. И каждый раз трубку брал её муж и вежливо отвечал одно и то же: «её нет дома, перезвоните попозже». Часов в десять вечера мне позвонила знакомая и сообщила, что «она звонила, спрашивала ваш телефон, а я ей ответила, что у „мамы“ пока нет домашнего телефона, и она оставила тогда свой мобильный и просила завтра ей позвонить.» Но я никак не хотела и не могла ждать ещё один день, завтра наступал понедельник, и мне надо было принимать решение, которое ждала директор. Я снова тут же пошла к телефону-автомату, как будто бы я ещё не знала о её звонке, и позвонила опять им домой. На этот раз трубку взяла она сама. Я ждала её ответа. Мною владели двойственные чувства: если они отказываются опять, то я завтра забираю ребёнка, к которому уже немножко привязалась и которого надо вызволять из казённого учреждения, а, если они решили забрать ребёнка, то моя роль была не напрасной и моё вмешательство послужит доброму делу возвращения ребёнка в семью, правда, жаль будет расставаться с Олежкой, ну что ж, главное, чтобы он был в семье.