Артём Драбкин - Разведчики

Но в Ташкентское пехотное училище Вы в итоге все равно попали?

По чистой случайности. Стечение обстоятельств. Во время одной из бомбежек на моих глазах бомбой накрыло землянку, всех засыпало, и я, под разрывами, кинулся раскапывать завал, надеясь кого-то спасти из заживо погребенных. Вытащил живой одну женщину, и когда она пришла в себя, то спросила: «Сержант, как твоя фамилия, с какого полка?» Я ответил и сразу забыл об этом случае. Через несколько дней меня «выдернули» из батальона и приказали явиться в штаб дивизии. Завели к подполковнику, он спросил, что произошло во время той бомбежки, и я догадался, что эта спасенная женщина скорее всего его «фронтовая» или законная жена. И стал меня подполковник расспрашивать дальше, из какой я семьи, откуда на фронт призывался.

И я по наивности, как веселую байку, рассказал свою историю, как ехал в Ташкент, в училище, а угодил в самое сталинградское пекло. Он пожал мне руку, а еще через несколько дней меня опять вызвали в штаб и вручили… направление на учебу в ТВПУ – Ташкентское военное пехотное училище. Прошло еще несколько месяцев, я уже был курсантом, как осенью сорок третьего года на общем построении мне вручили медаль «За отвагу», пришел пакет из моей дивизии с наградой. Я связал эту медаль со спасением женщины и не носил эту награду на гимнастерке, ведь не за боевой эпизод ее получил, а «случайно»…

Когда Вас выпустили из училища?

Наш курс хоть и был ускоренным, но все равно – тогда с шестимесячной подготовки стрелковых офицеров уже перешли на девятимесячный курс обучения, да еще после выпуска нас немного задержали в округе, и на фронт я приехал только в начале апреля 1944 года. Вагон молодых лейтенантов, выпускников ТВПУ, приехал в Москву, мы договорились в комендатуре, чтобы нам позволили на сутки остаться в столице, мол, хотим посмотреть город, а сами решили, что нам все равно скоро погибать, и сговорились между собой, что все загуляем на пять дней в Москве. В назначенный час все снова собрались в установленном месте, и мы поехали на запад, где в штабе фронта нас распределяли по частям. Четыре выпускника ТВПУ попали в один полк: я, Вася Васильев из Ферганы, Иосиф Каплан и еще один парень-узбек, фамилию которого я точно сейчас вспомнить затрудняюсь.

Как начиналась офицерская фронтовая жизнь?

Я попал во 2-й стрелковый батальон 941-го СП, но начинал свою «офицерскую карьеру» не с должности командира стрелкового взвода. Поступил в распоряжение майора Кудряшова, который меня использовал очень своеобразно, держал «для особых поручений», или как «резерв» – для замены выбывших из строя офицеров. Почти каждую ночь меня посылали на «нейтралку», где я должен был, замаскировавшись, засекать немецкие огневые точки. И когда мне предложили уйти в полковую разведку, то я ответил: «Согласен безоговорочно! Сколько можно быть на побегушках у начштаба».

Почему решили из батальона перевести именно Вас в разведчики?

Был убит командир взвода полковой разведки лейтенант Сушенцев. И комбат в штабе полка предложил меня, мол, парень опытный, «сорвиголова», и так все время на «нейтралке» торчит, такой справится.

Как разведчики приняли нового взводного?

Пришел во взвод, говорю: «Здорово, славяне! Я ваш новый командир». Разведчики на меня ноль внимания, сидят, едят из котелков, никто даже не встал, делают вид, что меня не замечают. Сел рядом, кого-то по-хамски сдвинул в сторону, нагло забрал у одного бойца ложку и стал молча хлебать варево из котелка вместе со всеми. Разведчикам подобный «демарш» понравился. Сразу вопросы – «Откуда родом, товарищ лейтенант?» – «Из-под Киева». – «А медаль за что получил?» – «Это мне по ошибке дали, спутали с кем-то». – «А училище где заканчивал?», и пошла беседа, лед был растоплен. На следующий день один из разведчиков, старшина Кулик, достал из своего вещмешка немецкий автомат и три магазина к нему и, косясь на мой «ППШ», сказал: «Возьми, лейтенант, фрицевский автомат полегче будет». Во взводе полковой разведки по штату положено 36 человек, но на тот момент числилось всего 24 бойца, и это считалось очень неплохо, приличный комплект личного состава. Шесть разведчиков имели звания старшины. Почти все бойцы взвода имели большой фронтовой или партизанский опыт, с такими надежными людьми можно было воевать рядом хоть всю жизнь.

Кто из личного состава наиболее запомнился?

Старшина, помкомвзвода Шевакулев Иван Иванович, русский богатырь, прекрасный человек, 29 лет от роду, ростом почти два метра.

Разведчики: казах Банкенбаев Ильдар, узбек Рустам Альметов, хакас Петр Маняшин, два Кулика, один помоложе, – украинец из Сибири, другой Кулик – «старший», которому было лет за тридцать, он был «из блатных», попал в разведку из штрафников.

Белорус Петр Касюк, который владел немецким языком, воевал в партизанах и даже одно время был заслан служить к немцам под видом местного полицая.

Сержанты Салов, Васильев, Леша Кузнецов. Если посидеть и память напрячь, то многих еще вспомню.

Кто руководил действиями разведчиков в 941-м СП?

Приказы разведчикам имел право давать напрямую наш комполка полковник Максимов и начштаба Шутов. Задачу нам обычно ставил сам комполка Максимов.

Но нашим прямым командиром был начальник разведки полка ПНШ-2 капитан Дмитриев, родом из Смоленска, еще из кадровых военных.

В начале войны его жена и двое детей были в гостях у сестры, убежать на восток не успели, остались под оккупацией и были расстреляны латышами-карателями во время проведения антипартизанской акции. Их соседи выдали: вон, мол, семья красного командира в соседнем доме живет. После взятия Смоленска Дмитриев получил короткий отпуск, поехал искать семью и вернулся в часть… совсем седым. После того как он узнал о гибели семьи, то сильно запил, мой предшественник Сушенцев постоянно, почти ежедневно носил ему флягу с водкой от разведвзвода.

ПНШ-2 со «старыми» разведчиками не особо ладил, к нам приходил редко, в поисках лично не участвовал, но в моем сердце Дмитриев оставил самую добрую память. Страшную трагедию пережил человек. Оживлялся он только, когда захватывали большую группу немецких пленных. Он приказывал выстроить всех и с улыбкой обращался к пленным: «Латыши среди вас есть?» И ведь иногда такие попадались, сколько прибалтов только в СС у немцев служило. Выходили латыши из строя, и в Польше такое случилось пару раз, и в Германии было. И тогда Дмитриев их прямо на месте стрелял из пистолета, потом говоря нам, разведчикам: «Я им точно в голову стреляю, чтобы не мучились». О таком дмитриевском: «кровавом пристрастии» к прибалтам знали все в дивизии, но его понимали, никто к нему не лез: мол, прекрати.