Артём Драбкин - Разведчики

В поиск брали только немецкие автоматы, они были легче и надежнее «ППШ».

Поскольку мы использовали трофейное оружие, то носили немецкие сапоги, за широкие голенища которых запихивали по несколько запасных рожков к «шмайсерам».

В поиск я с собой всегда брал «наган». Кроме стрелкового оружия каждый разведчик имел по 4–6 гранат и ножи – сначала мы имели финки, сделанные из штык-ножей от СВТ, а потом все «прибарахлились», заимели немецкие кинжалы. Но я, например, во время службы в разведке ножом ни разу не «работал», обычно всех часовых снимал парнишка-казах, прекрасно владевший холодным оружием и метавший ножи.

К примеру, поставлена задача на поиск: взять «языка» с первой немецкой траншеи или из боевого охранения. Как готовились и проводились такие поиски?

Да как и у всех, наверное, – по одному общему сценарию. Все довольно стандартно.

Велось тщательное наблюдение за немецкой передовой линией и за рельефом местности перед нами, определялись огневые точки, места возможного прохода в минных полях, места возможной засады, выбиралось наиболее удобное место для преодоления нейтральной полосы, намечались пути отхода. Командиры, собрав всю информацию, окончательно решали, как, какими силами и откуда мы будем добывать «языка». Непосредственно перед поиском проверяли снаряжение, смотрели, чтобы все было точно подогнано, чтобы ничего не звенело из снаряжения. Смотрели, чтобы в группе не было кого-нибудь с простудным кашлем.

На любой поиск командир взвода вызывал добровольцев, и, кстати, весьма редко, если таковых не хватало, то взводный назначал недостающих людей в группу прикрытия в приказном порядке.

Новичкам еще раз объясняли значение жестов и мимики, используемых нами в поиске.

А потом ждали: когда наступления темноты, когда сигнала от саперов, что проход готов.

И после приказа командира поиска ползли к немцам.

Как себя на поиск настраивали?

Редко какой поиск проходил спокойно, поэтому волнение было сильным.

Часто возникали мысли, ну все, «приехал», кончилось мое везение, сегодня точно убьют, последний мой поиск, последний мой бой. Ведь все мы, разведчики, были обречены.

И эти мысли надо было от себя гнать, поскольку на войне мысли имеют свойство материализоваться. Плохие предчувствия у многих сбывались.

Надо было уметь от всего «лишнего в голове» отключиться.

Перемахнул через бруствер, пополз в сторону немцев, и в эти минуты все внутри, как «натянутая струна», но как только начинался бой, когда нас засекали и открывали по нам огонь, то я сразу внутренне успокаивался и действовал спокойно, на каких-то инстинктах.

Какие потери нес Ваш разведвзвод?

Личный состав взвода обновлялся фактически полностью каждые три месяца.

За год с лишним моей службы в разведке из состава нашего взвода «образца весны сорок третьего года» до того момента, когда мы вышли к Висле, дожили четыре «старожила», а конец войны живым встретил только я один, и то только потому, что в середине 1944 года был отправлен на учебу в тыловое военное училище. А иначе бы и я непременно погиб.

Любому фронтовому везению рано или поздно приходил конец, бессмертных в разведке не было… На моих глазах погибли десятки товарищей-разведчиков, а несколько наших групп, по 3–5 человек в каждой, ушли с заданием в немецкий тыл и пропали бесследно.

Разведчики в своих интервью рассказывают о «железном законе» – убитых и раненых в поиске врагу не оставлять. Но в боевой обстановке всякое случалось. Тела своих разведчиков, убитых в поиске, всегда удавалось выносить с места схватки?

Пытались всегда, но получалось не каждый раз. Раненых в поиске всех выносили, а с павшими по-разному выходило, все зависело от многих обстоятельств.

На примерах могу вам ответить. Готовим поиск, неделю ведем наблюдение за немцами на передовой, «изучаем объект», отмечаем для себя расположение огневых точек, изгибы траншеи и так далее. Заметили две пулеметные точки на расстоянии 50 метров друг от друга и решили пройти между ними и взять «языка» с траншеи. Поползли группой из восьми человек. До немецкой траншеи оставалось метров двадцать, как по нам в упор был открыт огонь из пулемета, видно, немцы вечером переместили свою пулеметную точку. Отойти мы уже не могли, всех перебили бы сразу. Командир жестом показал «Вперед», мы одним броском преодолели расстояние до траншеи, спрыгнули в нее и сразу разделились, одна группа пошла влево, другая – вправо по траншее. Я шел первый, кинул гранату за изгиб траншеи и после взрыва кинулся вперед, «за угол», а там живой немец на меня набросился, свалил на землю и стал душить.

Но шедший сразу следом за мной товарищ выручил, зарезал немца финкой. Перед нами блиндаж, откуда вел огонь пулемет, кинули внутрь гранату, ворвались, смотрим – один пулеметчик живой, подраненный, но в неплохой форме, как «язык» подойдет. Отстреливаясь, мы потащили его к себе, и в это время по нам открыл огонь весь немецкий передний край…

Троих своих убитых мы так и не смогли вытащить. Жуткий огонь… не добраться до трупов…

Зимой в конце 1943 года был один памятный поиск. Прямо перед выходом на задание заместитель начальника политотдела дивизии вручил нам карточки кандидатов в члены ВКПб, поздравил со вступлением в коммунистическую партию, затем всем налили по 100 граммов. Мы выпили, сдали эти карточки назад вместе со всеми другими нашими документами и поползли к немцам. С нами были два сапера, которые делали нам проход в минном поле. А холод в ту ночь был собачий.

Проползли метров четыреста, и тут нас обнаружили, был без промедления открыт шквальный огонь, от осветительных ракет стало светло, как днем. Мы с прохода метнулись в разные стороны, я с одним товарищем наудачу кинулся в воронку, наполненную водой. Полежали мы с ним в этой воде часа два, обморозились, а когда все затихло, поползли назад. Собрались все в первой траншее, а одного нашего не хватает. Еще по 100 граммов выпили, чтобы хоть как-то согреться и всей разведгруппой снова поползли обратно, на немецкую сторону, искать тело погибшего товарища. Проползали до самого рассвета, но не нашли его. Вернулись, и тут через какое-то время появляется «пропавший» разведчик, легкораненый. Оказывается, он из этой ночной передряги, раненый, выполз на участке соседнего полка.

Например, разведгруппа действует в ближнем немецком тылу и обнаружена противником. У Вас случались подобные эпизоды за линией фронта?

Несколько раз. Один раз мы прошли группой в немецкий тыл и когда вышли из леса, то увидели в тридцати метрах от опушки заброшенный хутор. Решили остановиться в пустом доме, передохнуть, осмотреться. Через час один из наших вышел по нужде, зашел за дом, а когда возвращался, то увидел, как рядом с домом стоит во весь рост немецкий офицер и рукой показывает залегшим цепью солдатам направление движения, окружают хутор. Разведчик дал по офицеру очередь из автомата, мы выскочили из дома, завязался бой. Отходили к лесу «волнами»: первая группа ведет огонь, вторая перебегает, потом наоборот. От немцев мы оторвались, имея в составе группы всего одного раненого, но потом они нас погоняли по лесам. Такое не забудешь.