Артём Драбкин - Разведчики

Действия немецких разведчиков можете как-то охарактеризовать?

Надо признать, что наши немецкие «коллеги» по ту сторону передовой были мастерами своего дела, разведчики у немцев работали прекрасно. Как-то в соседнем полку немецкая разведгруппа разбила штаб нашего стрелкового батальона и взяла «языка», начальника штаба. Так что поводов усомниться в хорошей подготовке немецких разведчиков у нас не было.

Один раз у нас с ними случилось ночное столкновение на нейтралке, разведгруппа на разведгруппу. Мы потеряли троих разведчиков убитыми, но одного раненого немца притащили к себе в качестве «языка». А своих убитых мы тогда не смогли вытащить.

Как немцы держались в плену на допросах в штабе?

Вот вам пример. Я один раз присутствовал на допросе «языка» в штабе дивизии.

«Язык» оказался ценным, и Лазареву и мне приказали доставить его сразу после захвата в штаб дивизии. Немец был легко ранен в пах, его перевязал санинструктор, и мы привели немца в штаб, располагавшийся в большой избе. Посадили немца на сундук, ждем комдива с переводчиком.

Наш комдив, генерал-майор Мухин, после ранения хромал и ходил, опираясь на палку.

Пришел Мухин, стал задавать «языку» вопросы, а немец попался с гонором, заявил, что у него отобрали портсигар и часы, и пока ему все это не вернут, он отказывается говорить. Когда эти слова перевели Мухину, то генерал моментально побагровел лицом, потом как врежет немцу палкой по «хребту», так этот «язык» сразу начал «заливаться соловьем», выложил все, что знал.

С «языками» никто не церемонился, сразу им объясняли: будешь молчать – тебе капут…

В расход таких упрямых пускали без долгих уговоров.

Как отмечали наградами за удачные поиски?

Была определенная градация: сначала награждали медалью «За боевые заслуги», потом за «языка» давали медаль «За отвагу», а дальше, если доживешь, представляли к орденам.

Проблема была в том, что с вручением регалий всегда был бардак.

Я в училище уехал с фронта с медалью и с орденом Отечественной войны 2-й степени на гимнастерке. Потом в Ветлуге, в училище, мне вручают второй орден Отечественной войны, который не успели вручить на фронте. Через год, после того как училище перевели в Проскуров, мне вручают перед строем курсантов еще одну медаль «За отвагу».

Борис Курник, 2000-е годы

У нас в разведке многие ребята хотели заслужить орден Славы, и я был в июле 1944 года представлен к Славе 3-й степени, но так и не знаю, подписан ли был указ на меня или нет. Этого ордена я не получил.

Допустим, ваша группа уже прошла в немецкий тыл через линию фронта, но нет никакой возможности взять «языка» или, скажем, доставить живым уже взятого пленного через передовую линию. Как поступали в таких случаях?

Разведчики всегда действуют по обстановке. Если нет возможности взять живого «языка», старались хотя бы кого-нибудь убрать, чтобы добыть с трупов немецкие документы, солдатские книжки. Один случай мне хорошо запомнился. Группа немцев строила блиндаж. Мы подобрались к ним незаметно, всех перебили из автоматов, забрали с убитых документы, оружие, какие-то трофеи: губные гармошки, часы, на лету похватали немецкое пойло и еду, которая там была, и без потерь отошли к себе.

Специальные или какие-то неординарные задания поручались полковым разведчикам?

Не знаю, какие задания вы подразумеваете под специальными или особыми, но одно необычное задание мне запомнилось. Мне и еще двум разведчикам было поручено вывести из окружения командира танковой бригады полковника Бабаджаняна. А там кругом сплошные леса и болота. Мы сели на броню танка «Т-34», в котором находился полковник, и смогли удачно выйти из окружения к своим. Вроде бы короткий эпизод войны, но эта история имеет свое продолжение.

Прошло после войны чуть больше десяти лет, и генерал Бабаджанян, уже командующий Одесским ВО, случайно проходя мимо меня, простого капитана, моментально меня узнал. Бабаджанян спросил, что я делаю в Одессе, как идет моя служба и нуждаюсь ли я в какой-либо помощи. Я сказал командующему, что направлен в ОВО из Германии для дальнейшего прохождения службы, прибыл с семьей на новое место, а жить нам негде. Бабаджанян приказал прийти к нему в штаб округа, где в своем кабинете принял меня и распорядился, чтобы мне с семьей выделили комнату в гостинице для комсостава. Сказал, что все время помнит, как мы, разведчики, его тогда выручили.

В Вашей части в полковой разведке шел учет «языков», взятых лично и в группе?

Да. У меня было засчитано девять «языков» на личном счету. Кроме того, шел учет поисков, в которых каждый разведчик принял участие.

Как складывались отношения между разведчиками взвода, половина из «комсомольцев-добровольцев», вторая половина из бывших уголовников-штрафников. Люди с разным прошлым, но все фактически без будущего, с заранее предопределенной фронтовой судьбой. Конфликты были во взводе?

Нет. Отношения между разведчиками были братскими. Все мы были, как я уже сказал, – товарищами по несчастью. Был, конечно, свой определенный блатной колорит, обусловленный таким личным составом. На отдыхе мы пили, играли в карты на трофеи, в «очко» и в буру, на кон ставились портсигары, часы, кольца, пистолеты и прочий трофейный хлам.

Разведку кормили офицерским пайком, каждый день давали по 100–200 граммов спирта, а не водки, да еще зимой нам перед каждым поиском полагались наркомовские.

Кроме того, у нас в разведвзводе всегда были свои солидные запасы спирта, так что в войну пить стаканами, при этом внешне не пьянея, меня «блатные» научили здорово. По сравнению с другими полковыми подразделениями разведчики обладали относительной свободой.

Отношение к евреям во взводе было нормальным, кроме меня в полковой разведке было еще два еврея, погибших впоследствии в разведпоисках, но каких-либо антисемитских высказываний или злобных выпадов в наш адрес не было. Одного из евреев взвода, которого звали Яков, все бандиты называли только Янкелем, но опять же без злобы или подлого подтекста.

Как попали в военное училище?

В конце лета 1944 года меня вызвали в штаб полка, и начштаба сказал:»Пришла разнарядка на одного кандидата в военное училище. Ты подходишь по всем требованиям. Поедешь?» Я наотрез отказался, заявил, что не хочу быть офицером.

Тогда в штаб вызвали моего командира Лазарева, чтобы он на меня повлиял.

Лазарев отвел меня в сторону и произнес: «Поезжай… Ты же знаешь, скольких мы уже потеряли… Может, война скоро кончится… Хоть живым останешься…»