Артём Драбкин - Разведчики

Нет. Мы же наступали. Ты понимаешь?

Вы на танки сбоку смотрели?

Нет. Они шли прямо на нас. Их остановили метров за триста. Поле было около километра, слева в засаде стояли наши танки. Как только немцы выскочили к ним бортами, они стали их бить. Танки шли линией на расстоянии пять метров друг от друга. «Тигры», «Фердинанды»…

Как Вы определяли «Тигра»?

Он квадратный. Коробчатый такой. У него нет этих скосов.

А «Фердинанд» как?

По пушке. Ствол – шесть метров.

Как я уже говорил, мин на батарее не было. Командир роты отправил меня встретить пропавшую полуторку с минами. Метров за двести до переправы я попал под артналет. Вроде пронесло! Отряхнулся, двинул дальше. Смотрю – стоит полуторка, из окна кабины безвольно свисает рука, в кузове ящики с минами нашего калибра. Открываю дверь – на меня мягко сползает труп шофера. Сажусь на его место, нажал на клаксон – работает. Кабина вся в крови, ключ торчит. Выжал сцепление, завел…

Надпись на фото: «На память Короткову Борису от Грибчука Г. в дни пребывания в госпитале. Казань, 1944 год»

До этого я не водил грузовик, только в училище по стадиону сделал пару кругов. Пригодилась мне учебная практика.

Мины выгрузили. Подтянулись командиры взводов – Ткаченко, Ореховский и незнакомый мне капитан. Мы решили перекусить прямо возле миномета на ящиках. Помощник командира взвода резал хлеб, поливал его водой из фляги и посыпал сахаром. Вечерело, помнится…

Первый снаряд ударил в бруствер. Взрыв! Второй со смещением ложится еще ближе к нам. Я успел крикнуть: «Следующий наш!»

Этот попал точно в ствол миномета!

Ныряю плашмя в окоп, краем глаза вижу, как помкомвзвода перемахивает через бруствер…

Рванули ящики с минами. На бруствере уже раненного осколками в живот капитана рвет на куски, а Ореховского и Ткаченко развешивает на соснах (один из них был награжден медалью ЗБЗ, так ее потом нашли на дереве!). Я чувствую мощный удар в спину, мозг раскалывается от боли, затем проваливаюсь в пустоту…

Осколок «прополоскал» мясо вдоль спины и воткнулся в позвоночник. Я лежал без сознания засыпанный землей в ровике. На поверхности была лишь моя планшетка.

Ты знаешь, потом в госпитале мне запихивали зонд в рану – искали осколок. Вот на такую глубину (показывает руками примерно 15 см).

Нашли осколок?

Нет. Уже потом в Германии в 45-м я как-то набегался на стрельбище, так он под своим весом вывалился в полость, и у меня тут же начался перитонит. Сначала врач давай мне клизмы ставить, да потом на рентгене увидел, что осколок плавает в жидкости. Сделали операцию. Очнулся, смотрю – на тумбочке лежит осколок.

Мне потом после войны в письме Корнюхов описал мои поиски.

Целый и невредимый помкомвзвода вернулся на позицию, нашел мою планшетку, потянул на себя. Не идет. Снова подергал.

– Кто-то есть.

В общем, выкопал он меня, прислонил к дереву. Осмотрел, похлопал.

– Вроде цел. Ты как?

– Плохо дело.

Похлопал меня опять. Что-то на теле под ремнем булькает и чавкает. Расстегнул на мне двойную портупею. Из-под гимнастерки скользнул этакой ртутью и шлепнулся под ноги в пыль блин свернувшейся крови.

– У меня в кармане немецкие пакеты. Перевяжи меня, а то я тут изойду…

На мое счастье, через лес прет «Студебеккер» за 76-мм снарядами.

– Стой! Возьми у меня лейтенанта!

– А куда я его положу?

– Да прямо под ноги.

Пихнул меня ему под ноги, сам сел на крыло. Водила «попёр» к медикам прямо через лесопосадки. В медсанбате, как водится, начали нудить:

– Какого полка твой лейтенант?

– 40-й.

– А у нас 42-й. Ваш санбат не здесь. Езжайте вот ту…

Помкомвзвода снимает автомат с плеча.

– Я вам бл. дь сейчас покажу «не здесь». Причешу вас.

– Ладно, не буянь. Давай его сюда. Этот пацан – лейтенант?

Перевязали, сделали противостолбнячный укол, накачали крови два раза по двести пятьдесят. Помкомвзвода попрощался и ушел назад на батарею.

Мне досталось нижнее место в двуколке под носилками с другими ранеными. Возница, вместо того чтоб ехать в наш тыл, прикатил к немцам. Немного мы не доехали, как стали они по нам лупить. Сначала подстрелили одну из лошадей – та вырвалась из упряжки и убежала. Потом вознице попали пулей в задницу. Смотрю – подпрыгнул и повалился на раненых.

– Ну, все! Теперь точно конец!

Кое-как он выпутался, повернул назад. Еле-еле приковыляли на одной лошади в полевой госпиталь. Спицы у колес в щепу! Сверху на меня кровь уже не каплет, а ручьем течет.

Санитары снимают верхние носилки с ранеными.

– Так. Эти готовы. А вот этот вроде живой еще.

Вытащили меня, этому ездоку зад перевязали. Снова влили крови. Под давлением кровь закачивают в ампулу грушей, а из нее льют в вену. Потом тебя трясет всего.

Очнулся уже в коровнике. Вокруг ногами к центру сарая, как патроны в диске от РПД, лежат раненые. Кто-то лопочет надо мной. Открываю глаза. Смотрю – две рожи знакомые.

– Товарища лейтенант. Товарища лейтенант. Живой, товарища лейтенант, живой.

Вспоминаю, что их зовут Аджиев и Нузуралиев. Да. Их ранило тоже 6-го числа. Причем первого ранило осколком в левую руку, а второго – в правую. Я еще заполнил им карточки и отправил в тыл. Они бродили по этому сараю и наткнулись на меня.

– Я сейчас вернусь, товарища лейтенант. Потерпи.

Через несколько минут ведут врача-хирурга.

– Твой лейтенант?

– Наша.

– Чего у тебя, служивый?

Сил нет никаких. С трудом разлепил губы.

– Осколочное ранение в спину.

– Почему так лежишь?

– Как положили, так и лежу.

– Ладно, потерпи. Сейчас разберемся.

Прикатил санитар с носилками и почему-то один. Тут Аджиев хватается правой рукой, а Нузуралиев левой (смеется). Тащат меня в шоковую (?) палату. Опять кровища фонтаном. Лучше не вспоминать…

В Тулу меня отправили самолетом.

– Каким?

– Для эвакуации раненых на «У-2» под крылья устанавливали пеналы из фанеры. Третьего раненого сажали в кабину. Так летчик и мотался туда-сюда.

В Туле раненых привезли к красному кирпичному зданию – бывшей школе. Занесли в палату, уложили. Идет хирург.

– Ну что, давай подстрижемся?

(А ведь вши. Горстями же. Вот… На спор берешь несколько штук. Советская или немецкая?)

– Давай подстригайся и…

– Нет. Помирать буду с волосами.

– Ну, смотри сам. Тогда никуда не пойдешь. Лежи здесь.

Коротков Борис Павлович. После операции, 1946 год