Артём Драбкин - Разведчики

Третий на фото был Иван Шепятис. Как у него сложилась судьба?

В одном из рейдов по тылам Ваня был ранен. Пуля порвала ему бедро и перебила кость. Его определили к партизанам в деревню. Но у партизан ведь как. Это они ночью партизаны, а днем кители сняли, и пойди-ка, разберись. Одна женщина выдавала его за своего сына. Там в деревне у этой женщины он дождется прихода наших войск и будет дважды награжден. (Рядовой Шепятис Иван Иванович, 234 СД, м.р. рота, ранен 23.5.1942, награжден медалью «За отвагу». – Прим. С.С.)

После войны в 53-м иду по Ярославлю, смотрю – навстречу ковыляет человек с клюшкой. Шепятис! Обнялись, посидели, выпили чего-то.

Через пару месяцев зашел к нему домой. Мама Шепятиса сидит в черной одежде.

– А Ивана мы похоронили.

– Почему не сообщили мне?

– Иван не знал твоего адреса.

Два Ивана, две судьбы… Не могу, тяжко. Подожди маленько.

Какая была в тот момент ситуация на фронте?

Немцы откатывались до большака Духовщина-Белый, оставляли в деревнях гарнизоны, вербовали старост, организовывали аэродромы. Линия фронта образуется через некоторое время. Если бы мы тогда смогли перерезать дорогу в районе Пречистого, то Бельско-Вяземская группировка попалась бы в клещи. В 42-м году мы были в семидесяти километрах от Смоленска и ничего не могли сделать.

Только в сентябре 43-го смогли прорвать глубокоэшелонированную оборону немцев, открыли так называемые «Смоленские ворота». Через участок нашей дивизии войска хлынут в прорыв на Смоленск. На нашем участке, кстати, нашли убитого немецкого офицера с фотографиями казни Зои Козьмодемьянской. После проведения следствия и допроса пленных стало известно, что именно он отдавал эти приказания.

Как Вы были вооружены в 42-м?

Всякое было. И винтовка, и автомат «ППШ». «ППШ» – хороший автомат. Другое дело, что нельзя его бросать. Затвор отходит, и тут же происходит выстрел. Ножи были обязательно. Свой трофейный нож с надписью «Deutschland über alles» я сдал в Музей. Были пистолеты «ТТ».

Как Вы были одеты?

Маскхалат из обычной бельевой ткани, шапки, стеганые брюки, ватники, бушлаты.

Что было дальше после неудачи с Дементьевым?

Мы двигались вдоль Западной Двины и вышли к Старой Торопе. От Торопца, как я тебе уже говорил, прошли маршем на лыжах 150 км. Дивизией командовал тогда полковник Ламинский. Он подорвался в Турнаево. Немцы заминировали мосток через канаву (кстати, по этой канаве мы отходили ночью). Помню, еще подтаяло немного. За ним гонялся немецкий истребитель, так он там кругами бегал возле этого мостика. Так вот этот Ламинский решил притвориться мертвым, руки раскинул и лежит. Лошадь-то с перепугу вместе с ездовым рванула в сторону. Немец покружил-покружил, да улетел. Только все поуспокоилось, вернули ездового и поехали в штаб, лошадь подковой наступает на мину. Ей отрубило зад, ездовой получил множественные ранения и ослеп, Ламинскому взрывом переломало ноги. Он потом умрет в Ярославле в пятидесятых. После него командовал майор Турьев Степан Ильич.

Командир 234-й СД И. С. Турьев. Фото из фондов Ярославского историко-архитектурного и художественного музея-заповедника

Опять неудача?

Да. Было дело.

Как Вы попали в разведку?

В лагере Песочное под Костромой. Я попал в 1342-й полк. Лейтенант Николай Андреевич Стаценко набирал в разведку 13 человек. Я, как повелось, был тринадцатым. Под Москвой разведроту принял, уже хлебнувший лиха под Москвой и раненый там же, выпускник Подольского училища – лейтенант Докукин.

Борис Павлович, перед поиском нервничали?

Конечно. Хоть и мальчишки, но переживали.

Кто ставил Вам задачу?

Командир роты.

Вам говорили, кого нужно взять?

Нет. Что попадется. Тут не до жиру.

Расскажите про первый удачный поиск.

В деревне Вервищи мы подловили танкиста и общевойскового капитана. Капитан только что прилетел на самолете. Мы видели, как самолет сел, из него вылез пассажир и вместе с встречающим немцем пошел в нашу сторону. Наш пулеметчик, недолго думая, срезал их очередью. Наверное, у него нервы сдали. Капитан погиб на месте, а вот танкист оказался раненым. Пожалуй, это и был первый пленный. А второго взяли в Брехаловке в начале апреля. Местные женщины сообщили, что немцы повадились мыться в баньке каждую пятницу.

Девять человек немцев шли друг за дружкой по тропинке. Мы их ждали метров за триста от Брехаловки. Колонну замыкал пулеметчик, которого и приказали не убивать. Огонь открыли после выстрела Докукина. Он свалил первого.

Какая дистанция была до немцев?

Метров десять. Мы со Славой лежали последние. Как только первый поравнялся с Докукиным, он выстрелил. Тут сразу же грянул залп. Стоны, хрипы…

Ну чего? Командир подошел к каждому, проверил «кондицию». Подходит к последнему, тот лежит не шелохнется. Докукин посмотрел, вдруг пнул его в пятку. Нагнулся и кричит: «Ауфштеен, мать ети!»

Немец встал, трясется. Докукин выхватил у него пулемет, вытаскивает ленту и бросает обратно немцу в руки. Тащи-ка давай, мол, сам.

– Давай Форвертс!

Собрали оружие, сумки, документы и сразу отошли. Немца повели в Никулино, за ним должен был приглядывать Слава. Подходим к канаве с талой водой. Немец вдруг вместе с пулеметом прыгает через нее! За ним с разбегу прыгает Слава. Мы обходим. Немец с гордостью показывает на значок и кудахчет: «Шпорт. Шпорт».

– Ну-ну. Давай.

Пришли в Никулино. Докукин из горки (уст. название мебели. – Прим. С.С.) вынимает бутылку водки и два стакана, из печки – котелок с картофелем. Наливает немцу и говорит: «Сейчас посмотрим, какой ты спортсмен. Давай. Тринкен». Тот посмотрел с опаской, делает два глотка и отставляет стакан в сторону.

– Нет, брат. Так дело не пойдет. У нас вот так «тринкен».

Хлопнул стакан одним махом. Стучит ладонью по столу, командует: «Пей, я сказал».

Посидели, перекусили. Минут десять прошло, наверное. Еще по стакану приняли – напряжение отпустило.

– Вроде бы кого-то не хватает.

Немца можно было не охранять, он уже лежал под столом. Вот тебе и «шпорт»!

Утром погрузили его на телегу и отправили в Турнаево, он там наплел всякого и остался жив. Один из девяти…

Немцы отомстили быстро и жестко. Они ночью сожгли Брехаловку, а на виселице казнили трех женщин. Мы потом их снимали и хоронили.

Что чувствовали Вы, когда немцы находились в двух шагах от вас?

Конечно, есть волнение. Конечно!

Я один как-то раз лежал в можжевельнике, да так и не решился выстрелить. Этот куст спас мне жизнь.