Валерий Сергеев - Памяти Леонида Успенского

Леонид Александрович, бездомный бродяга, в годы немецкой оккупации Парижа скрывался от депортации на работы в Германию и разыскивался немецкой и французской полицией. (В его архиве хранится документ – повестка в немецкую комендатуру с фашистской свастикой). Тогда он примкнет движению французского Сопротивления. В 1944 году тайно, на чужой квартире, обвенчается с Лидией Александровной Мягковой (1906 – 2006). Вот что рассказывала и писала мне сама Лидия Александровна о начале их совместной жизни… Венчавший их священник отец Михаил Бельский смог предоставить бездомным новобрачным лишь плохо приспособленную для жилья сырую комнатку при Трехсвятительском храме. Неунывающие молодые супруги меблировали ее подобранными на свалке ящиками. К большому пятну плесени на стене приделали раму, и получилась эффектная абстрактная картина…

В еще не до конца освобожденном от немцев Париже Успенский во второй раз в жизни чудом избежит расстрела. Об этом подробно повествуется в его «Жизнеописании»: «Сейчас многие помнят освобождение Парижа в августе 1944 года. Густая и возбужденная толпа заполняла улицы. В эту толпу то там, то здесь с крыш и окон верхних этажей стреляли из пулеметов и винтовок. Это, естественно, вызывало панику. Попал под обстрел и Успенский, впервые выйдя на улицу свободно. Как раз в этот момент улица была полита пулеметной очередью (оказалось, что стреляли два японца с крыши церкви святого Иакова). В общей возбужденности стали хватать, кого попало. Обвиняя в стрельбе без особого разбора. Так около нашего Трехсвятительского храма два очень молодых мальчика в форме «внутренних сил Франции» схватили Леонида Александровича и повели в комиссариат. Перед этим был схвачен также какой-то парень, о котором окружающие говорили, что стрелять он не мог, так как не имел оружия. Пока Успенского довели до комиссариата, оттуда уже выносили этого парня мертвого, с пулей в затылке. В комиссариате все стены и пол были в крови. Пьяный комиссар бормотал что-то несвязное. Думается, Леонида Александровича спасло его всегдашнее спокойствие и сдержанность. Он стал объяснять ничего не понимавшему комиссару, что он подпольщик и т. д. Комиссар почему-то на этот раз не выстрелил и велел отвести Успенского в мэрию. Мальчики, задержавшие его, были потрясены увиденным и, выйдя на улицу, просто его отпустили. Так началась его свободная жизнь». После войны Успенские проживут шесть лет на квартире Владимира Павловича Рябушнского. Старообрядец, миллионер до революции, председатель парижского общества «Икона», писавший статьи на эту тему, жил на окраине Парижа, предоставив супругам одну из двух своих комнат. Лидия Александровна занималась там готовкой обедов на всех, Леонид Александрович писал иконы и делал первые шаги в теоретическом их осмыслении. Кажется, в 1945году туда приезжал для совместной с Успенским работы из Троицкого скита в Сен-Дени живший там перед принятием монашества Георгий Круг. По рассказам Успенских, Рябушинский перед смертью отказался от исповеди у православного священника, а поскольку не оказалось старообрядческого, умирая, он громко кричал, вслух исповедуя свои грехи. На его могиле на кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа поставлен великолепный резной деревянный крест работы Успенского.

Обращаюсь к воспоминаниям о неожиданных московских встречах Леонида Александровича, которым сам был свидетелем… Выставочный корпус рублевского музея (теперь не существующий). Показываю экспозицию икон XVII века делегации финского духовенства во главе с предстоятелем Автономной Православной Церкви Финляндии архиепископом Павлом (Олмари). Это очень красивый синеглазый старик в серебряных сединах – полу-русский, полу-карел. Среди нескольких священников – настоятель тамошней русской церкви о. Игорь Ранне. Поскольку в делегацию входит очень неприятного вида господин – что-то вроде министра культов этой страны, не понимающий по-русски, за неимением переводчика с финского, мою экскурсию блестяще переводит на немецкий язык ректор Ленинградской Духовной Академии епископ Михаил (Мудьюгин), бывший профессор Института иностранных языков и будущий архиепископ Вологодский и Великоустюжский. Долго рассказываю, стоя перед знаменитой иконой Тихвинской Богоматери 1680 года с множеством интересных миниатюрных клейм с историей чудотворного образа. В зал неожиданно входят только что приехавшие в Москву супруги Успенские. Я прерываю экскурсию, и они подходят под благословение хорошо знакомого им архиепископа. (В своей подробно иллюстрированной статье «Л.А. Успенский в Финляндии» («Светильник» 2002.) я пишу об их долгих и теплых взаимоотношениях).

И еще одна неожиданная встреча… Май 1971 года. Возвращаясь под вечер откуда-то из гостей, заходим в церковь Иоанна Предтечи на Красной Пресне. Идет всенощная. На архиерейской кафедре – епископ Роттердамский Дионисий и наш общий с Успенскими знакомый, архиепископ Бельгийский и Брюссельский Василий (Кривошеин). При помазании он с удивлением смотрит на супругов, а те на него – вот где встретились!.. На второй день Владыка Василий в очередной раз приедет к нам в Рублевский музей с интересным рассказом об Архиерейском совещании перед Поместным собором по выборам патриарха Пимена. (О встречах ним встречах в 1970-е годы подробно пишу в главе «Гость из Брюсселя» этой книги).

Успенский часто мне рассказывал, как на рубеже 1960 – 1970-х годов он с возмущением узнал о широкой практике демонстративного причащения католиков ленинградским митрополитом Никодимом (Ротовым) во время его богослужений в различных странах. Сведения об этом исходили от знакомых Успенского – католиков, тоже возмущенных подобной практикой. Как известно, и православные, и католические каноны допускают причастие в «чужой» юрисдикции лишь в смертном случае, когда нет в наличии «своего» священника. У митрополита Никодима это носило печать имитации несуществующего литургического единства, возможно, с далеко идущими замыслами – недаром в некоторых религиозных кругах его прямо называли «церковным авантюристом». Леонид Александрович написал об этой порочной, антиканонической практике нескольким своим знакомым – епископам, сделав с одного из этих писем машинописную копию для архива. Одни из его адресатов осторожно ответили, что это все печально, другие, как митрополит Таллинский Алексий (Редигер), будущий патриарх, предпочли отмолчаться. Лишь митрополит Ленинградский Антоний (Мельников) обратился к нему с обличением, обвинив в нескромности. Но Успенский считал затронутый им вопрос касающимся всех членов Церкви. Как рассказывала Лидия Александровна, сам митрополит Никодим, встретившись случайно с Успенскими в коридоре Московской Духовной Академии, начал буквально кричать на них, как они смеют писать к архиереям! Леонид Александрович промолчал, а Лидия Александровна ответила: «Мы писали к архиереям – своим друзьям, а переписка с друзьями, кажется, никому не запрещена».