Грант Моррисон - Супербоги [Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми]

И меня тянуло углубиться в магические эксперименты. Я читал о трансвеститской традиции шаманизма и решил прибегнуть к ее глянцевой версии девяностых в духе магии хаоса – стряхнуть с себя личность и превратиться в собственную противоположность. Несколько фетишистских каталогов спустя я собрал блестящий маск-комплект, до которого Джимми Ольсену было как до неба. С помощью одежды и макияжа я преображался в свое женское альтер эго, которое подменяло меня во время самых опасных моих магических свершений. Я погружался в крайне причудливые области сознания и обнаружил, что «девушка» умнее меня, отважнее, искуснее общается и сражается с хищными «демоническими» сущностями. Так, во всяком случае, я оправдывал перед собой некоторые эпически странные поступки. Если вам так проще, считайте демонов «дурными» состояниями сознания, неврозами или страхами, которые калечат душу. Облачившись в черный винил, туфли на шестидюймовых каблуках, блондинистый парик и накрасившись под танцовщицу кордебалета, я свободно общался с ангельскими силами, вудуистскими лоа, енохианскими королями и старейшинами, мерзавцами гоэтии и Тоннелей Сета, лавкрафтианскими Древними и прочими вымышленными персонажами и инопланетянами. Я исполнял всевозможные ритуалы, проверяя, работают ли они, и они срабатывали всякий раз. Похоже на бред сумасшедшего – сейчас это видится легким бредом даже мне, – и однако, все это я проделывал строго и четко, как любой научный эксперимент.

В какой-нибудь книге отыскав опасный или любопытный ритуал, я его опробовал – наблюдал, как он подействует на сознание. Эти опыты неизменно приносили как минимум откровение. Психоделики придавали им голографическую четкость «Звездного пути» в 3D. Лица демонов и ангелов обрели добела раскаленную бритвенную четкость или гротескную чудовищность крысиного лабиринта. Боги и вымышленные существа обладали почти осязаемыми формами. Их можно было рисовать и восстанавливать по памяти, и они совпадали с показаниями бестрепетных психонавтов, побывавших в тех же краях до меня.

Многому я так и не нашел внятных объяснений – только многочисленные гипотезы, которые, возможно, в один прекрасный день угодят в другую книгу. Я лишь не мешал событиям, и они творились под смутным руководством протестантского правильного «я» алмазной твердости, которое никогда не отпускало вожжи. Ритуалы я тщательно снимал и записывал на магнитофон – на этих записях я порой говорил языками и на разные голоса – то мужские, то женские, то абсолютно нечеловеческие. Каждый день был праздник. Я пил шампанское или ел грибы и писал комиксы. Приходили друзья, пили, ели грибы и сочиняли музыку. Каждые две недели из Лондона приезжала моя девушка-подросток – присоединялась к веселью, или наоборот. Соскучившись, я покупал билет на самолет и летел туда, где прежде не бывал. Мир словно проснулся и ожил, – видимо, я все-таки слегка подучился с ним танцевать. Мои комиксы отражали эту новообретенную свободу – стали раскованнее, персональнее и психоделичнее в буквальном значении слова «психоделия» – «ясность души». Самому не верилось, что мне платят за работу, в которой я вскоре наконец распознал практически самотерапию. Приходилось заключить, что мои проблемы и сомнения, мои надежды и грезы разделяют многие другие люди и моя манера выражать все это в вымыслах им тоже близка.

В 1993-м я проехался по Америке вместе с моим напарником по «Зениту» Стивом Йоуэллом и художницей Джилл Томпсон. Джилл была потрясающей альтернативщицей немножко за двадцать и врисовывала себя во все свои работы. Рисовала она странными паутинными штрихами и инстинктивно постигала композицию и действия персонажей. Вместе мы проковыляли по Штатам и очутились в Сан-Франциско, дабы осуществить мою непритязательную мечту – навестить книжный магазин «Сити лайтс», нарядившись в черно-белую полосатую футболку, кожаную куртку, фуражку и броги. Я решил снова отпустить волосы, и они доросли до специфической клочковатости кошачьей травы в заоконном цветочном ящике – отсюда и фуражка: я внушил себе, что похож в ней на писателя-битника. Напившись в кафе «Везувий», где до моего рождения собирались герои – Гинзберг, Керуак, Берроуз, – я почувствовал, что наконец нашел себя и мне плевать, кто что думает.

– Тебе место в клетке, – отметил писатель Том Пейер, когда мы все танцевали под МДМА, точно стриптизерши, празднуя «50 лет ЛСД», годовщину синтеза чудо-наркотика Альбертом Хофманом.

Назавтра, еще весело искрясь, витая по парку Золотые Ворота и вставляя цветы Пейеру в кудри, мы все поклялись вместе поработать над чем-нибудь новым и потрясающим – как-нибудь изменить мир. Читая «Истые галлюцинации» Теренса Маккенны [230] «Истые галлюцинации: быль о необыкновенных приключениях автора в дьявольском раю» ( True Hallucinations: Being an Account of the Author’s Extraordinary Adventures in the Devil’s Paradise , 1993) – книга американского философа, мистика и психонавта Теренса Маккенны (1946–2000) об амазонской экспедиции, искавшей галлюциногенные снадобья шаманов. в чикагском международном аэропорту О’Хара, трипуя на тридцати трех тысячах футов над землей, тридцатитрехлетний, как Иисус, посреди международной оттепели в мире, пережившем холодную войну, на свободе в зачарованную эпоху танцев, объятий и делания что пожелаешь в экзотических широтах, я был счастлив, я был исцелен – мама не горюй, и, годы прожив правильным мальчиком, выглядел на десять лет свежее, чем в действительности был.

Почта принесла еще одно мини-богатство – спасибо тем трем выпускам «Спауна» для Тодда Макфарлейна, – и по всему выходило так, что я смогу финансировать эту богемную жизнь бесконечно. Я воображал, как стану писать по сотне страниц комиксов в год и заколачивать бабло, которого хватит еще на пять лет благоденствия, но пузырь уже схлопывался, и приходилось признать, что этот безоблачный период вряд ли затянется надолго.

СМИ подрастеряли интерес к комиксам. Спекулянты, вышедшие на комиксовый рынок, уже расходились – капитулировали в спешке, увлекая за собой индустрию. Бум был раздут искусственно, как экономический пузырь голландской тюльпаномании 1636–1637 годов. Коллекционные издания, первые выпуски и специальные тиражи стоили дорого, это правда, но завышенные цены диктовались раритетностью, а бесконечных фольгированных и голографических вариантов обложек, главным образом производства Image и «Марвел», было пруд пруди.

Хорошие времена заканчивались, но, что важнее, я скучал по дисциплине регулярного сочинительства и нуждался в площадке для выражения своего заново складывающегося взгляда на мир. И с радостью вернулся к работе над комиксом нового типа.