Николай Колбасов - Воевали мы честно [История 31-го Отдельного Гвардейского тяжелого танкового полка прорыва. 1942-1945]

На некоторое время полк вывели из боя. Вернулись в Усть-Ижору. После короткого отдыха и пополнения снова оказались в Красном Бору. Нашего домика-бани уже не было. Он была разрушен прямым попаданием снаряда.

Несколько дней безуспешных боев и распутица сделали свое дело. Дороги стали непроходимыми. Мы снова оказались в знакомом доме в Усть-Ижоре, но чувствовалось, что долго здесь не задержимся.

Как-то раз сидели в радиостанции. Мусиченко рассказывал, как он воевал в партизанах, как держал связь. При этом он включил передатчик и стал что-то стучать ключом. Мы сначала остолбенели, потом возмутились: «Ты что делаешь?!». Мусиченко выключил передатчик и как-то замял это дело. Уже потом, в 80-е годы, мы с Николаем Индюковым обсуждали этот случай, но так и не смогли найти ему объяснения.

Первого мая 1943 года мы переехали в небольшую деревню Колбино, раскинувшуюся на холме недалеко от Колтуш, у перекрестка дорог. Одна из дорог вела в Ленинград, другая — во Всеволожск, третья — в сторону Невы. Несмотря на первый день весны, целый день с утра и до вечера валил снег и мела настоящая метель.

В Колбино нашему взводу достался самый большой двухэтажный дом. Начались занятия. Строевую подготовку проводили прямо на шоссе. Танкисты топали кирзовыми сапогами, поднимая тучи пыли. На политзанятия уходили за деревню. Располагались на небольших живописных холмах, сплошь покрытых кустами черемухи. Черемуха уже цвела, и можно было задохнуться от ее запаха. В ложбинах еще держались талые воды. Стояла теплая солнечная погода. Мы раздевались и загорали, валяясь на земле. Однажды, когда я дежурил на станции, начальник связи Тимофеев обнаружил «занимающихся» во главе с Мусиченко и, в обнаженном виде, повел их в расположение части. Впереди, словно запорожцы, шли пузатые Володин и Емельянов. Рядом шагал длинный худой Мусиченко. За ними тянулись остальные. Кое-как, на ходу, бойцы сумели надеть кальсоны, и в таком виде были выстроены перед штабом, на потеху всего полка. Надо сказать, что мы зимой и летом ходили в кальсонах и в нательных рубахах.

На следующий день Мусиченко был снят с должности начальника радиостанции и вместо него назначили меня.

Мы часто ходили в Колтуши, где располагался Институт физиологии имени Павлова. Гуляли по огромному парку, на высоких деревьях которого висели сотни грачиных гнезд. От кружившихся в весеннем небе птиц стоял оглушительный крик. Видели знаменитый памятник собаке. Купались в местном озере. Из этого же озера брали воду для кухни. В воде плавали всякие жучки и букашки, но мы ее пили, и ничего, не болели.

Помощником начальника штаба был капитан Булыгин. Красивый мужчина, любивший и умевший хорошо одеться. Он был родственником генерала, заведовавшего кадрами в штабе фронта, и этим пользовался, а мы пользовались расположением Булыгина. Иногда капитан давал нам увольнительные в город. На попутной машине мы добирались до Охты и дальше на трамвае до дома. Во время одной из таких поездок у меня началась «куриная слепота». Почувствовал ее накануне. Вечером спускался со второго этажа на улицу и вдруг обнаружил, что ничего не вижу. Сказалось отсутствие витамина Б. Нас часто кормили рисом, а в рисе этого витамина мало.

Когда мы с Труновым добрались до Васильевского острова, наступили сумерки, и я понял, что слепну. Володя довел меня до дома. Отец в это время привез несколько бревен на дрова. Я хотел помочь ему, но Володя не пустил. Они с отцом без меня уложили дрова в сарай.

Я знал, что лучшее средство от куриной слепоты — рыбий жир. Во время войны рыбий жир не был дефицитом. За ночь я выпил сразу несколько ложек. Это помогло, и я быстро поправился. При возвращении в часть поймать попутку не удалось и двенадцать километров пришлось топать пешком. От Пороховых шли в Колбино по Колтушскому шоссе, через поселок торфоразработчиков Янино. Володя был парнем высоким и отмерял метры своими длинными ногами, а мне приходилось брать частотой шагов. Шли быстро и вскоре добрались до места, уложившись в срок.

В июне 1943 года снова оказались в районе Синявино. Нам была поставлена задача — расширить коридор вдоль железной дороги. По этой «Дороге Победы» город снабжался продовольствием. Узкая полоска земли, тянувшаяся от Невы параллельно берегу Ладожского озера до станции Поляны, насквозь простреливалась противником с Синявинских высот. Бои были не особенно удачными.

Как-то дежурил на рации. На соседней волне работали летчики. Разговор авиаторов всегда отличался изобилием матерных слов. Вот и тут я услышал: «„Ишачок“! „ишачок“! Сзади „мессер“. „Мессер“ сзади. Уходи!». И все это перемежалось крепкими словами. В небе над нами услышал рев моторов. Выскочив из машины, увидел, как «мессершмитт» прямо над Невой расстреливает наш истребитель. Подбитый самолет начал падать, но летчик сумел посадить машину на воду. Самолет поплыл по Неве. Пилот вылез из кабины на крыло. Тут же несколько лодок отправилось на помощь. Когда спасенный летчик был уже в лодке, истребитель пошел ко дну.

Через несколько дней нас вывели из боя. Снова вернулись в Колбино. Опять начались занятия. Парторгом взвода был Аркадий Львович Супьян. Позже мы узнали, что в действительности его звали Абрам Липович. Командир бронеавтомобиля БА-10, он по совместительству числился еще и парикмахером. Мастер он был хороший. Обслуживал, в основном, полковое начальство, но и мы иногда пользовались его услугами.

Супьян проводил с нами политзанятия. Он садился у распахнутого настежь окна и громко на всю округу выкрикивал: «Ленинградские большевики и ленинградские большевички, это такие большевики и такие большевички…» и дальше все в таком же духе. А мы в это время спокойно занимались своими делами.

22 июня 1943 года, ко второй годовщине начала войны, в газете была опубликована статья, где подводились итоги двух лет боев. На этой почве Мусиченко сцепился с мотоциклистом Логиновым. Старый большевик Логинов доказывал правдивость наших сводок, а Мусиченко уверял, что немцы точнее сообщают потери сторон. Во время работы мы часто попадали на немецкие радиостанции, ведущие передачи на русском или украинском языках. Иной раз, даже не желая того, приходилось слушать: «Увага! Увага! Передаемо останни новини. Сегодни наши доблесни винишувачи збили двадцать радянських летатив» и тому подобное.

Логинов, недолго думая, пошел к начальнику особого отдела и доложил ему о споре с Мусиченко. Мусиченко вызвали в Смерш и сняли хорошую стружку. Скорее всего, в особом отделе был разговор и с начальником связи Тимофеевым, потому что вечером Тимофеев вызвал меня к себе, забрал ключ от радиостанции и запретил без его ведома ходить на машину. Но убирать машину все равно было нужно, и через несколько дней ключ снова был у меня.