Елена Юнгер - Друзей прекрасные черты

Тем временем у меня возникли некоторые неприятности на экскурсионной базе. Я сильно превысила дозволенный мне срок, а жильем все еще не обзавелась. Знакомых не было. Доски с рукописными объявлениями были переполнены «спросом» — предложений почти не существовало. На целую комнату я замахнуться не могла, мечтала найти какой-нибудь угол. Комната с голубыми кроватями то наполнялась до отказа, то пустовала, Шумные экскурсии веселых девушек сменялись одинокими старушками, а я все жила и жила, приходя в отчаяние от безвыходности своего положения. Заведующая базой, при всем уважении к моей маме, от тонких намеков перешла к прямым просьбам поторопиться, но деться-то было совершенно некуда.

И вот в один из дней затишья на одной из соседних коек появилась сухонькая аккуратненькая старушечка. По-птичьи вертя головкой, она посматривала на меня остренькими глазками. Поинтересовалась, откуда я, есть ли родители, надолго ли в Москве.

— Сама-то я москвичка, — сказала она. — У нас ремонт, заведующая — знакомая, приютила на пару дней, пока постояльцев нет. А то от краски голова очень болит.

Она порадовалась за меня, что я поступила в театральную школу, — «хорошее дело», сказала — и пообещала помочь с жильем.

На следующий день, к вечеру, вернувшись откуда-то, она присела на мою кровать.

— Ну вот, милая, — таинственно зашептала она, — под счастливой звездой вы родились. Условия для вас исключительные. На Бульварном кольце. Отдельная квартира — две комнаты. Живут две сестры — интеллигентные пожилые дамы. Советую завтра же с утра и отправиться. Договоритесь обо всем и тут же переедете. Вот адрес.

И правда, на одном из центральных бульваров, чуть не в самом сердце Москвы, в невысоком старом доме, в первом этаже, ну, может быть, четыре-пять ступенек вниз, предел моих мечтаний — за скромную плату, в просторной передней, за ширмой, я получаю право спать на большом, прекрасном сундуке!

Дверь из прихожей ведет в проходную комнату (здесь живет младшая сестра, она часто отсутствует — ночует у своего мужа), за ней другая, обставленная уютной мягкой мебелью, — обиталище старшей сестры и главной хозяйки Аделаиды Ивановны. Кухни нет. На специальном столике в первой комнате — две керосинки. Тихо, благочинно, образцовая чистота и порядок. Обе сестры очень симпатичные и гостеприимные. Младшая более миловидная, старшая — высокая, очень худая, даже костлявая. Несколько крупных бородавок на лице, сильно заикается. Каждое первое произнесенное слово начинается у нее с буквы «б». Меня, например, она называла примерно так: «Б-б-б-блееееееночка». Это ничуть не мешало ей быть веселой и приветливой, ко мне она отнеслась очень хорошо. Мне был выдан ключ от квартиры, я могла возвращаться в любое время, днем, бывая дома, могла сидеть и читать, где хочу. Я была счастлива.

Занятия начались. Курс мне понравился — ребята славные, способные. Приятно было обнаружить в их числе землячку, ученицу нашей же ленинградской студии, только с другого курса, приехавшую совершенствоваться в Москву, ныне всем хорошо известную ленинградскую чтицу Тамару Александровну Давыдову.

Особенно мне понравилась стройная, красивая девушка с необычным тонким и нежным лицом, похожая на цветок, на «ирис нежный». Что-то общее было в ней с властительницей наших тогдашних дум, замечательной артисткой кино Гретой Гарбо. Оказалось, что это дочь прекрасной трагической актрисы Елизаветы Тимофеевны Жихаревой и великолепного актера Иллариона Николаевича Певцова — Таня Певцова. Я любовалась ею издали. Она казалась мне недосягаемой и недоступной. Руководила нашим курсом актриса и режиссер театра Завадского Ксения Георгиевна Семенова. Она долго и серьезно болела, и заменяла ее Вера Михайловна Балюнас. Очевидно, она была сильно загружена в театре, у нас появлялась не очень часто. Уроки, главным образом, были самостоятельные. Мы собирались без педагога, сами придумывали этюды, сами играли их и сами судили. Мне это было непривычно и странно, но я старалась приспособиться.

Очень радовал меня обретенный мною дом. На сундуке за ширмой жилось мне отлично. Младшая хозяйка появлялась редко, со старшей установились самые лучшие отношения.

И тут она начала активно интересоваться, в какие часы я могу быть дома и когда я ухожу. Практически я приходила только ночевать. Занятия начинались в десять утра, почти каждый вечер мы старались попасть в какой-нибудь театр.

— Б-б-б-бленочка, — говорила она, — вы сегодня днем не зайдете домой?

— Нет, Аделаида Ивановна, а что?

— Нет, нет, ничего, просто так спросила…

Однажды, неожиданно для самой себя, мне пришлось забежать домой за забытой книгой, которую непременно надо было вернуть. Дома никого не было. У меня выдался свободный час, я решила выпить чаю. Вскипятив на керосинке маленький чайничек, я присела к столу в проходной комнате. Через некоторое время в замочной скважине входной двери повернулся ключ. Решив, что это Аделаида Ивановна, я собралась достать вторую чашку для нее, как вдруг в комнату влетел незнакомый человек в желтом кожаном пальто. Не здороваясь, да просто меня не замечая, он пролетел в заднюю комнату, скинул пальто, подскочил к буфету, достал два бокала… Прозвенел резкий звонок в передней, он метнулся к двери, открыл… В квартиру ворвалась дама в шляпе с вуалью… Оба они пронеслись мимо меня, защелкнулась дверь, хлопнула пробка, забулькала струя из бутылки, и все стихло.

Оправившись от обалдения, я вымыла за собой чашку и вышла из дому. По дороге в студию я думала, что бы это могло значить. Я была еще очень юна и наивна. Во всяком случае, я решила ничего не говорить Аделаиде Ивановне, поскольку очутилась дома в неурочное для меня время. Но это были еще только цветочки.

Обычно, возвращаясь вечером после театра, я старалась входить как можно тише, чтобы не разбудить Аделаиду Ивановну. Она ложилась рано и в это время большей частью уже спала. Так и в этот раз я бесшумно отперла дверь, крадучись вошла в свою прихожую и замерла у порога. В квартире было темно. Все двери настежь. Из задней комнаты пробивался слабый, притушенный красноватый свет. Но то, что я услышала, ошеломило меня. Я остолбенела. Это было немыслимо, невероятно. Еще принимая во внимание, что она заика!

Немного овладев собой, я кашлянула, громыхнула стулом. Никакого впечатления. Повернула выключатель.

И тогда из темноты в ярко освещенную электрическим светом переднюю выкатился маленький, толстый, лысый, как колено, совершенно голый человек. Отвратительный. Мерзкий.

— А мы тебя ждем… — хихикая, бормотал он, — поиграем… повеселимся…

Он пытался схватить меня за руки… У меня в глазах помутилось. Я толкнула его со всей силы в темноту, захлопнула дверь, задвинула задвижку. Меня колотило так, что зубы стучали. Он еще побуянил за дверью, но открыть ее не мог.