Сюзан Нейпир - Волшебные миры Хаяо Миядзаки [litres]

Мэй потрясена, напугана и несчастна, она в одиночку отправляется к маме в больницу, куда идти три часа, и по пути теряется. Страх и беспомощность девочек оживают. В одной сцене Сацуки совершенно расклеивается и засыпает без сил. Миядзаки вспоминал, что в детстве, когда потерялась его собака, горничная не проявила к нему сочувствия, и от горя он заснул, ощущая свое бессилие в такой ужасной ситуации.

В заключительной трети фильма разнообразные кинематографические ходы усиливают ощущение детского страха и напряжения. Особенно эффектен начинающийся закат, напоминающий о том, что время на исходе. Манящий пейзаж, в серебристо-голубых и зеленых тонах детского лунного полета, приобретает зловещие черты, спускаются сумерки, а Мэй всё еще не нашлась. Миядзаки эффектно изображает панику и ужас Сацуки, когда с чувством вины она мечется по сельским дорогам и зовет сестру.

Как отмечает Хосоэ, примечательно, что Сацуки, чей отец в это время находится в больнице с матерью, не просит помощи ни у взрослых жителей деревни, ни у молодой пары на грузовике, которых она спрашивает, не видели ли они Мэй [173] Хосоэ. Meisaku kansho Tonari no Totoro , 133. . Отсутствие поддержки взрослых не только делает эпизод напряженным, но и оправдывает решение Сацуки обратиться за помощью к сверхъестественному.

Это происходит после, пожалуй, самой драматичной сцены в фильме, когда жители деревни находят в пруду сандалик, похожий на сандалик Мэй. Они показывают его Сацуки. Несколько секунд мы смотрим на ее лицо, на котором отражаются страх, боль, а затем облегчение. Покачав головой, она говорит: «Это не ее», – и убегает обратно в деревню. Она пробегает мимо синтоистского кладбища и несется прямиком к камфорному дереву, призывая Тоторо. Кустарник образовывает туннель, по которому сюда пробралась и Мэй, и Сацуки точно так же находит спящего Тоторо в норе.

Только в прошлый раз действие происходило в сонный весенний день, а теперь события развиваются более стремительно. Тоторо быстро реагирует на просьбу девочки и выпрыгивает из норы прямо на вершину холма вместе с Сацуки, осторожно держа ее лапами. Он испускает свой фирменный рев и призывает котобус, который появляется почти мгновенно и заменяет свою табличку с пунктом назначения на имя Мэй. Проводив Сацуки на борт, Тоторо машет на прощание, а котобус мчится вдаль так молниеносно, что дыхание перехватывает, и эта поездка напоминает девочке первый полет с Тоторо. Вскоре Сацуки видит Мэй, которая сидит одна и плачет около группы статуй Дзидзу, и сестры радостно обнимаются.

В финале фильма разворачивается игровой момент, основанный на восприятии фантастического Тоторо, как чего-то среднего между естественным и сверхъестественным. Похоже, разрешаются эти сомнения в пользу сверхъестественного. Мы видим, как девочки сидят вместе с котобусом на ветке у окна больничной палаты своей матери, а родители в это время радостно обсуждают возвращение мамы домой. Подняв глаза, мать говорит отцу, что ей «показалось, будто она только что видела Мэй и Сацуки», на что отец отвечает: «Очень может быть».

Он указывает на початок кукурузы, таинственным образом появившийся на подоконнике с надписью «для мамы».

Миядзаки разрешает реальную психологическую травму с помощью волшебства, чем подчеркивает один из ключевых посылов фильма: вера в силы природы и воображение дают нам возможность выйти за пределы самих себя и преодолеть переживания повседневной жизни.

Когда Сацуки видит сандалию, похожую на сандалию Мэй, и сталкивается с реальной возможностью гибели сестры, она предпочитает не обращаться к деревенским за помощью или утешением, а также не прибегает ни к молитве, ни к религии. Вместо этого Миядзаки ведет ее к Тоторо по длинному зеленому туннелю, мимо синтоистского храма. Ее путешествие по туннелю можно рассматривать как решение вернуться к детской вере и невинности и, что еще важнее, в мир воображения, который помогает ей найти сестру.

Сцена с жителями деревни, собравшимися вместе на поиски пропавшей Мэй, не только привлекательна, но и функциональна. Как отмечают Каплан и Ванг, «современность… разрушила… унаследованную нами плодородную почву опыта, а также тесные культурные узы, скрепленные доверием и поддержкой, на которые люди опирались для ощущения безопасности и значимости жизни» [174] Каплан и Ванг. Introduction to Trauma and Cinema , 16. . «Тоторо » показывает возможность восстановления этих «тесных культурных уз» с помощью фантазии и коллективной взаимопомощи.

Жанр фантастики долгое время считался в лучшем случае эскапистским, в худшем – безответственным. Однако в «Тоторо» фантастическое становится не только средством освобождения и обретения силы, но и своего рода утопической критикой. В мире Миядзаки открытость к сверхъестественному и его принятие помогают восстановить то, что было забыто или утрачено – лучшую часть нашей культуры и нас самих. Эта часть может скрываться в тени, но, если поменять ракурс, она искрится, как блестящие желуди в высокой траве.

«Мой сосед Тоторо» – многогранная картина. Неудивительно, что на протяжении многих лет ее рассматривали как под микроскопом. И делали это настолько пристально, что в начале двадцать первого века по Японии поползли слухи о темной стороне фильма. Слухи переросли в легенду, популярную по сей день, и она гласит о том, что в «Тоторо» содержится несколько скрытых отсылок к смерти – матери, Мэй и даже Сацуки. Легенда превращает Тоторо из доброго, дружелюбного лесного духа в синигами , в буквальном смысле бога смерти. Вероятно, что основана она на книге о Миядзаки, изданной в 2001 году и написанной ученым и преподавателем Масаси Симидзу. В ней Симидзу утверждает, что настоящим вдохновением для фильма послужил классический фэнтезийный роман «Ночной поезд к звездам» Кэндзи Миядзавы, одного из любимых писателей Миядзаки. В этом захватывающем произведении два маленьких мальчика, Джованни и Кампанелла, отправляются в сюрреалистическое приключение на поезде по галактике, а в конце оказывается, что Кампанелла утонул еще до начала путешествия и всё это время Джованни сопровождал его призрак.

Согласно анализу Симидзу действие в «Тоторо» происходит в мире смерти [175] Симидзу. Miyazaki o yomu , 213–242. . Сам дом, как напоминает нам Симидзу, Канта, внук няни, называет «домом с привидениями», и автор предполагает, что Канта так резко реагирует на Сацуки, потому что «в деревне поселились чужие потусторонние силы» [176] Там же, 223. .

Излишне говорить, что у теории появилось немало сторонников. В целом же она рассматривается лишь как нелепое предположение. Так или иначе легенда о том, что «Тоторо» – сага о смерти с привидениями, стала настолько популярна, что появились интернет- и телевизионные «новости» о том, что в фильме содержится нечто большее, чем студия «Гибли» хочет признавать. Были выдвинуты некие «доказательства», вроде того, что к концу у девочек исчезают тени и что сандалия, которую нашли в пруду, действительно принадлежит Мэй. Однако при тщательном изучении эти «доказательства» легко опровергнуть, и создатели картины официально отвергают эту теорию.