Сюзан Нейпир - Волшебные миры Хаяо Миядзаки [litres]

Вскоре после переезда происходит загадочное событие: они находят сияющий желудь, один из нескольких, неожиданно свалившихся с потолка. Желудь (потом он снова появляется в фильме) служит началом череды еще более загадочных происшествий. Потом сестры видят целую стаю крошечных чернушек. Няня, пожилая деревенская женщина, которая пришла помочь им обустроиться, объясняет, что эти существа обитают в заброшенных домах, а видят их только маленькие дети.

Чернушки стали привлекательным воплощенем сказочных «пыльных зайчиков» (больших комков пыли), которые населяют старые необитаемые дома. Они заслуживают почетного места в пантеоне оригинальных фантастических существ, рожденных воображением Миядзаки, и в «Унесенных призраками» они снова появляются уже в другой ипостаси – это одни из немногих сказочных существ, перекочевавших из одного фильма режиссера в другой.

Чернушек можно также рассматривать как визуальный показатель беспокойства, которое просвечивает за оптимистичным настроем отца и девочек. Черные как смоль и бесплотные, они мечутся туда-сюда, собираются и вновь разбегаются – словно тревожные мысли, которые возникают в голове, а потом снова исчезают. В сцене, одновременно комичной и немного пугающей, Мэй удается «схватить» одну чернушку. Когда же она разжимает крепко сжатые ладони, то обнаруживает, что чернушка исчезла, осталась только черная сажа – так же и досадная мысль ускользает из нашего сознания, оставляя лишь неприятный отпечаток.

Знание о том, что чернушки – это особые существа, видимые немногим избранным, похоже, успокаивает девочек и говорит о силе детского взгляда на мир, а также их стойкости и свободе воли в последующих встречах со сверхъестественным. Девочки остаются невозмутимы, когда Канта, маленький внук няни, кричит им, что они живут в «доме с привидениями». Позитивно отреагировать им помогает восторженное заявление отца, что он с детства мечтал жить в доме с привидениями, так его радостное принятие сверхъестественного служит моделью поведения в странных ситуациях.

Вскоре эта модель закрепляется в одном из немногих по-настоящему пугающих эпизодов, когда отец помогает девочкам преодолеть страхи во время первой ночевки в новом доме. Вот как описывает это Танака: «Возвращение временно забытого чувства утраты прекрасно проиллюстрировано в сцене, где Сацуки выходит на улицу за дровами и внезапно поднимается ветер. Обстановка, которая до этого момента казалась радостной, мгновенно преображается, и ветер дует из самой темной глубины ночи, словно то беспокойство, от которого они, казалось бы, избавились, возвращается вновь, и становится еще сильнее» [167] Танака. Tonari no totoro to kodomo no fuantaji. .

Затем ветер, кажется, начинает жить своей собственной жизнью: он сдувает черепицу с крыши, сотрясает двери и светильники, а девочки, напугавшись, прячутся от него в ванной с отцом. Мягкий, мечтательный отец реагирует на их страх активным и вдохновляющим образом, подавая идеальный пример преодоления травматических переживаний. Он смеется над ветром и его звуками, хвастается, что не боится призраков, и учит дочерей следовать его примеру. Атмосфера разряжается, и изображение девочек с отцом в уютном лоне ванны производит впечатление перехода от тревожной уязвимости к успокаивающей трогательной семейной сцене. Наша последняя встреча с чернушками жутковато-прекрасна: они скользят вверх по стене дома и забираются на гигантское камфорное дерево, освещенное луной.

Психиатры определили некоторые терапевтические реакции на травму, имеющие отношение к повествованию в фильме «Тоторо» : обеспечение чувства безопасности, спокойствия и соединенности, обучение навыкам преодоления травмы и активное поведение в противовес пассивной ответной реакции. Все они появляются в этом эпизоде в начале фильма. То, что сцена происходит в основном в ванной, очень близко японским зрителям, так как домашняя ванная столетиями служит местом уединения семьи, расслабления и очищения. В остальных же эпизодах отец необычно возвышается над своими дочерьми, представляя собой огромного защитника, и это впечатление усиливается его громким смехом. Девочки стараются повторить его смех и таким образом учатся защищаться и будут делать это всякий раз, когда снаружи затаится тьма.

Помимо положительной реакции на травму, фильм предлагает еще одно утешение, духовное и возвышенное. Интересно, что Миядзаки здесь старается избегать религиозных намеков и даже убрал из оригинальной раскадровки несколько явных отсылок к синтоизму [168] См.: Хосоэ. Meisaku kansho Tonari no Totoro , 112. . Но всю картину пронизывает ощущение нуминозного и трансцендентного, как в образах природы, так и в появлении сверхъестественных персонажей. Несмотря на уютную домашнюю сцену в ванной, последнее появление чернушек наводит на мысль о некоем другом царстве вне пределов семьи и вообще человеческого сообщества. Огромное камфорное дерево, на которое забираются чернушки, все-таки имеет конкретную религиозную коннотацию – его оплетает симэнава, священная веревка. Луна, освещающая дерево, и облака, кружащиеся у его кроны, создают ощущение необъятности этого волшебного царства.

Мэй – первая, кто встречается со сверхъестественным после того, как девочки вдвоем видят чернушек. Энергичная и любознательная четырехлетняя Мэй остается одна в обветшалом саду, пока Сацуки учится в школе, а отец деловито трудится у себя в кабинете. Девочке не удается привлечь внимание отца, и, подобно Алисе из «Алисы в Стране Чудес» , которой пришлось бороться со скукой томного весеннего дня, Мэй с удовольствием отвлекается на какое-то существо, пробежавшее мимо нее в траве. Она следует за ним и видит двух маленьких пушистиков (младших тоторо, как мы узнаем позже), бегущих по траве, роняя желуди из небольшого узелка. Любопытная Мэй с азартом преследует их по зеленому коридору из листьев, в конце которого оказывается огромное серое неизвестное существо, мирно спящее в норе под огромным камфорным деревом.

Мэй явно всем сердцем отдается фантастическому появлению тоторо – радостно забирается на брюхо большому тоторо и спрашивает, как его зовут. Он издает трехсложный звук, и в нем она слышит слово «тоторо», которое ассоциируется у нее с «троллями» ( «торору» по-японски), о которых она читала в европейской детской книжке. Определив, что это именное такое существо, довольная Мэй засыпает у него на пушистом брюхе.

Эту волшебную встречу мы можем рассматривать как плод воображения маленькой Мэй, которой нужен был хороший «воображаемый друг», друг-защитник. Возможно, она тоже одинока. Однако стоит помнить, что сам Миядзаки настаивает на том, что по сюжету тоторо «существуют», по крайней мере, в этом мире. Судзуки вспоминает, что на одной из первых афиш к фильму было изображение Тоторо со словами: «Это странное существо больше не обитает в Японии. Наверное». Увидев плакат, Миядзаки пришел в ярость и настоял, чтобы текст изменили на «Это странное существо всё еще обитает в Японии. Наверное» [169] Кадзияма. Jiburi majikku , 55. .