Елена Обоймина - Майя Плисецкая. Богиня русского балета

В 1971-м состоялась историческая встреча балерины со знаменитым модельером Пьером Карденом. Через несколько месяцев в Париже Карден сделал ей невероятный подарок – элегантное черное вечернее платье, в котором Плисецкая блистала на приеме после своего триумфального выступления в «Гранд-опера».

«Я твердо знаю, что благодаря костюмам Кардена получили признание мои балеты ”Анна Каренина”, ”Чайка”, ”Дама с собачкой”. Без его истонченной фантазии, достоверно передавшей зрителю аромат эпох Толстого и Чехова, мне не удалось бы осуществить мечту.

В самый разгар работы над «Анной» я волею судеб вновь оказалась в Париже. За завтраком в “Эспас” я рассказала Кардену о своих муках с костюмами “Карениной”.

В ту толстовскую пору женщины заворачивали себя в длинные, в пол, облегающие платья, да еще сзади подбирался тяжелый оттопыренный турнюр. В таком костюме и походить толком не походишь, а тут – танцуй. Перенести же действие в абстракцию – никакого желания не было. Какая же, к черту, Анна Каренина в тренировочном трико!

Безо всякой надежды, больше для размышлений вслух, я сказала Кардену:

– Вот бы вы, Пьер, сделали костюмы для ”Анны”. Как было бы чудно…

У Кардена в глазах включились батарейки. Словно ток по ним пошел.

– Я знаю, как их надо решить. Тут нужно…

И уже через неделю я была в карденовском бутике на Avenue Matignon на примерке. Карден сам придирчиво контролировал каждую складку, шов, каждую прострочку. И все время просил:

– Подымите ногу в арабеск, в аттитюд. Перегнитесь. Вам удобно? Костюм не сковывает движений? Вы чувствуете его? Он должен быть ваш более, чем собственная кожа.

Пьер создал для “Анны” десять костюмов. Один лучше другого. Настоящие шедевры. Их бы в музеях выставлять…» («Я, Майя Плисецкая»).

«Костюмы от Кардена смотрелись со сцены всегда очень эффектно, однако ткани, используемые Маэстро, казались мне исключительно синтетическими. Во всяком случае, на меня они производили именно такое впечатление, – рассказывает историк моды Александр Васильев. – Например, рукава жиго, которые повсеместно присутствовали во всех костюмах, созданных Пьером для Майи Михайловны, как правило, были выполнены из нейлона, оттого они казались такими объемными. Для того, чтобы не сковывать движение поднимаемых рук, под мышками сценических костюмов Карден всегда делал разрезы. Эти разрезы не вполне соответствовали идее и принципам создания театральных костюмов, которые всегда закрыты, не допускают никаких разрезов, а свобода движения достигается за счет специального кроя. Но Пьер Карден, будучи великим кутюрье, мог просто-напросто не знать о технике создания театрального костюма. Тем не менее Майя в его платьях выглядела всегда очень эффектно и органично».

Что касается костюмов для Анны Карениной, то в них виден один маленький недочет модельера: благодаря затянутому корпусу примы ее спина визуально выглядела слегка сутулой… Возможно, этот момент не замечался на примерках, но со сцены очень бросался в глаза.

«Карден сделал мне много бесценных костюмов и ни разу не попросил денег», – удивлялась Майя Михайловна. «В молодости он, видимо, был страстно в нее влюблен», – поясняла телеведущая Сати Спивакова. Упоминание о молодости звучит здесь несколько забавно: на момент встречи кутюрье с балериной ему было уже сорок девять…

Премьера «Анны Карениной» в Большом театре прошла 10 июня 1972 года. Новый балет создавался не за один день – работа над ним шла несколько лет. Партнером Плисецкой в этом спектакле поначалу был ее первый муж, Марис Лиепа.

Когда приму спросили, почему Марис Лиепа не снимался в фильме-балете «Анна Каренина», она кратко ответила: «Потому что снимался Годунов». Позже Майя Михайловна заметила одному из коллег:

– Странные люди эти поклонники. Вечно сталкивают артистов лбами. Мой краткий ответ не случаен. А Годунов молод, и для фильма это лучше, более того – он лучше танцует.

Майя Плисецкая и Пьер Карден. 1972 г.

«Для меня в мире моды все начинается и заканчивается Пьером Карденом. Это эталон вкуса, фантазии, красоты… Он никогда не устаревает».

Плисецкая мечтала сделать совершенно оригинальный, ни на что не похожий спектакль.

– В работе над «Анной Карениной» мы пытались найти особую сдержанность танцевального рисунка, – говорила она, – к этому обязывают эпоха, среда, изображенная в романе, правила внешнего поведения, обязательные для общества, которое рисует Толстой, и глубина внутренних состояний всех героев романа, сложность подтекстов, пластических раздумий.

«Особую сдержанность танцевального рисунка» найти действительно удалось. Она придала балету крайнюю невыразительность, если не скудость, хореографического языка. Нет, исполнение и примы, и ее коллег по сцене было на самом высоком уровне, как и всегда в те годы в Большом театре. Только танцевать по большому счету в этом балете было нечего. Возможно, Плисецкая ставила его с учетом своих возрастных возможностей? Или симфонизм музыки Родиона Щедрина, небалетно скучной и малоинтересной, мало способствовал полету ее творческой фантазии?

Ну не случайно же известный французский балетмейстер Ролан Пети недвусмысленно отреагировал на вопрос Плисецкой:

– Как вам понравилась, Ролан, моя «Анна»?

– Там все хорошо, кроме хореографии.

Увы: в первоначальном замысле – пригласить для постановки балета профессионального хореографа – было более чем разумное зерно. Но желание все сделать самой в конце концов победило все остальное.

Нет сомнений, что пресса тех лет писала о большом успехе спектакля, а поклонники по-прежнему заваливали цветами любимую приму. Но разбирающиеся в балете зрители все понимали и здесь, а уж о коллегах-артистах и говорить не приходится. Одно из мнений Майя Михайловна с обидой привела в своей книге.

– Мы когда-то тоже пытались создать балет по «Утраченным иллюзиям» Бальзака… И тоже ничего не получилось, – смущенно произнесла Галина Уланова после прогона нового балета.

«Почему она так поступила – я не знаю, – говорила Плисецкая. – Может быть, ее задело, что моя фамилия стояла в балетмейстерах?».

Вряд ли это обстоятельство так повлияло на высказывание принципиальной и строгой Галины Сергеевны. Она посмотрела поставленный балет и вынесла о нем совершенно определенное мнение, основываясь на увиденном и своем понимании искусства балета. Причем высказаться и озвучить это мнение вслух легендарную балерину вынудила Е.С. Фурцева.

Но Майя Михайловна многие события вокруг себя объясняла только интригами, завистью коллег и подковерной борьбой. Об Улановой она позже говорила: «Моя ссора с ней и с Григоровичем дала основание раздуть ее имя еще больше…»