Томас Рикс - Черчилль и Оруэлл [Битва за свободу] [litres]

Впервые за шесть лет Черчиллю пришлось искать место жительства в Лондоне. Это был катастрофический поворот судьбы для человека, только что приведшего свою страну к великой победе: Британия осталась непобежденной и все еще являлась демократией. Даже сейчас это воспринимается как незабываемый двойной триумф. Как заключил историк Уильямсон Мюррей: «Под предводительством Черчилля Британия уцелела, практически в целости сохранив свои ценности, – масштабное достижение, если вспомнить, в каком положении она находилась в июне 1940 г.» [924] Williamson Murray, ”British Grand Strategy, 1933–1942,“ in Williamson Murray, Richard Hart Sinnreich, James Lacey, eds., The Shaping of Grand Strategy: Policy, Diplomacy and War (Cambridge, U. K.: Cambridge University Press, 2011), 180. .

Уязвленный и взбешенный результатом выборов 1945 г., Черчилль, как и Оруэлл, удалился в деревню. Он, однако, не отправился на Внутренние Гебридские острова, а укрылся в своем загородном доме среди покатых зеленых холмов к югу от Лондона и сел писать воспоминания о войне. В следующие восемь лет он вместе с командой исследователей и писателей создаст колоссальные 1,9 млн слов, напечатанных на 4823 страницах шести томов, претендуя в них на главную роль в величайшем конфликте мировой истории. В отличие от множества политиков-мемуаристов, он даст полную свободу своим ярким эмоциям, и это одна из причин, по которой книгу стали читать – и читают до сих пор.

Это не значит, что воспоминания Черчилля точны [925] David Reynolds, In Command of History: Churchill Fighting and Writing the Second World War (New York: Random House, 2005), 537. . Целые тома посвящены разбору его ошибок, преувеличений и умолчаний. Тем не менее мемуары остаются интересными по ряду причин. Прежде всего это единственное описание Второй мировой войны, сделанное одним из главных мировых лидеров [926] John Keegan, introduction to Winston Churchill, The Second World War (Boston: Houghton Mifflin, 1985), xi. . В них Черчилль берет тон древнегреческого царя, повествующего о своем главенстве в Троянской войне. «Теперь я был вполне удовлетворен основными решениями, которые принимало Адмиралтейство» [927] Winston S. Churchill, The Second World War, Volume II: Their Finest Hour (Boston: Houghton Mifflin, 1949), 447. , – пишет он, избегая обвинений в уподоблении себя монарху только потому, что использует первое лицо единственного, а не множественного числа. Он иногда прибегал к этому царственному тону во время войны, например, однажды написал флотскому командованию по поводу потерь Британии из-за атак подводных лодок: «Я весьма обеспокоен этими фактами» [928] Winston S. Churchill, The Second World War, Volume III: The Grand Alliance (Boston: Houghton Mifflin, 1950), 834. . Временами его проза достигает гомеровского звучания, скажем, при описании генерала Беделла Смита, начальника штаба при Эйзенхауэре, явившегося «на быстрых крылах из штаб-квартиры Эйзенхауэра» [929] Winston S. Churchill, The Second World War, Volume IV: The Hinge of Fate (Boston: Houghton Mifflin, 1950), 797. .

Его рассказы о событиях войны в значительной степени расходятся с самими событиями. Черчилль во время войны достигал триумфальных результатов и оказался в конечном счете победителем. Тем не менее за мемуары он принимался с растущим осознанием того, что Британия больше не империя и даже, пожалуй, не великая держава. Она была усталой, относительно бедной и проигрывала в экономической конкуренции. В лучшем случае ей оставалось занять незавидное положение в тени зарвавшихся выскочек, неотесанных политиков и обнаглевших генералов Соединенных Штатов и пытаться направить эту страну-нувориша на путь мудрости.

Историки могут оспаривать точность мемуаров Черчилля, и небезосновательно. Достаточно упомянуть, например, что Черчилль не запомнил, как встречался с Франклином Рузвельтом на обеде в Лондоне в 1918 г., но в «Надвигающейся буре» он заявляет, что на этой встрече «был поражен его блистательной личностью» [930] Winston S. Churchill, The Second World War, Volume I: The Gathering Storm (Boston: Houghton Mifflin, 1948), 440. . (У Ф. Д. Р. остались несколько другие воспоминания. Однажды он, чтобы умаслить Джо Кеннеди, сказал ему: «Я не любил его [Черчилля] с тех пор, как побывал в Англии в 1918 году. Он мерзко вел себя на обеде, который я посетил, и пытался всеми командовать» [931] Michael Beschloss, Kennedy and Roosevelt: The Uneasy Alliance (New York: W. W. Norton, 1980), 200. ).

Возможно, мемуары Черчилля не являются историческим трудом в традиционном смысле, но это запоминающееся чтение, особенно первые тома, где узнаваемый голос Черчилля прорезается сквозь туман войны. Он умеет уложить образ в одну короткую фразу, как, например, в упоминании о «чешуйчатых крыльях» [932] Churchill, The Second World War, Vol. I: The Gathering Storm , 26. поражения, простершихся над Германией в межвоенный период. Он пишет с большим чувством ритма, порой его проза звучит как мерный голос взрослого, вслух читающего любимому ребенку: «…Рейн, широкий, глубокий и быстро текущий Рейн, укрепленный и находящийся в руках французской армии, явится барьером и щитом, под прикрытием которого многие поколения французов смогут жить спокойно. Совершенно иными, однако, были настроения и взгляды стран английского языка, без помощи которых Франция была бы побеждена» [933] Здесь и далее (кроме описания бойцов отрядов по обезвреживанию) цит. по: Черчилль У. Вторая мировая война. Т. 1. Надвигающаяся буря. – М.: Альпина нон-фикшн, 2018. [934] Там же, 7. . Стилистические ошибки Черчилля – это ошибки избыточности. Он цветисто пишет, что на протяжении 1930-х гг. британцы были довольны «пеной благочестивых банальностей, пока враг сковывал им руки» [935] Там же, 85. . Он никогда не использует одно слово, если два создадут сладкозвучную аллитерацию, например, пишет, что предвоенная эпоха давала «картину британской благоглупости и безалаберности» [936] Там же, 89. .

Чаще всего рука Черчилля-писателя уверенна и тверда, особенно в первом, самом личностном из шести томов. Возвышению Гитлера способствовала «варварская фигура внезапно возвысившегося торгового магната [Альфреда] Гугенберга» [937] Там же, 62. . Германией 1930-х гг. «руководила горстка торжествующих головорезов» [938] Там же, 209. .

Он не жалеет времени на то, чтобы неспешно разворачивать свиток своей саги. Где профессиональный историк просто заметил бы, что промышленность Германии в 1936 г. перешла на режим военного времени, Черчилль пишет картину: «Германские военные заводы работали с большой нагрузкой. В Германии день и ночь крутились колеса и били молоты. Вся промышленность Германии превращалась в арсенал, и все население сплачивалось в одну дисциплинированную военную машину».

Он прекрасно обрисовывает главных действующих лиц. В качестве премьер-министра Невилл Чемберлен был «человек очень деловитый и целеустремленный… больше всего он надеялся войти в историю как “великий миротворец”. Во имя этого он всегда был готов оспаривать очевидные факты и идти на огромный риск для себя лично и страны» [939] Там же, 222. . Адольф Гитлер, покончивший с этими надеждами, описан как «злой дух, поднявшийся из нищеты, пламенеющий при мысли о поражении, сжигаемый ненавистью и обуреваемый жаждой мщения, преисполненный намерения сделать германскую расу хозяином Европы, а может быть, и всего мира» [940] Там же, 249. .