Пегги Касерта - Вместе с Джанис

— Да, — сказала я. — Очень.

— Ладно, поехали, — произнёс он, направляя мою голову в сторону своего как всегда обмякшего младшего братика.

Мне было уже всё равно. Я спустилась вниз и набросилась на него, как если бы это было земляничное мороженое, найденное мною после многодневного кружения по раскалённой пустыне. Сосать! Время пошло! Запихнуть малыша Сэма полностью себе в рот, ох, мать–природа. И водить им у себя за щекой. Вперёд–назад, вперёд назад. Щекотать миндалями, на мгновение засадить его глубоко к себе в горло, затем быстро выдернуть и снова назад, обхватывая его своими крепкими припухшими губами и совершать ими магические движения вокруг основания его жёлудя. Может…

58

За это время камень в песок стёрся бы, но использовать его по назначению я так и не смогла. Однако, наблюдая за моими стараниями приподнять его стручок, в его взгляде появилось что–то человеческое. Вдруг он притянул меня к себе и поцеловал. Минуту спустя или около того, воспользовавшись заметно окрепшим дружком, он попытался вдуть мне. Но механизм не сработал. Только он вошёл в меня, как я почувствовала, что он обмяк. Складывалось впечатление, что его одноглазый братец знал, что проникновение на чужую территорию принесёт ему одни страдания и боль. Он снова попытался проникнуть в меня, но дух его снова покинул. Он сдался быстро и просто лёг рядом, закурив и отводя взгляд в сторону, даже убрал мою руку со своей груди.

Около шести, только он успел залезть душ, как постучали, и в приоткрывшейся двери появилась голова Джанис. Дверей Сэм никогда не запирал.

— Боже праведный, — вырвалось у неё. — Ты когда приехала?

— Сегодня утром.

— А почему ты у него, мать твою?

— Ну-у, — в затруднении протянула я, зная насколько она осведомлена о любовных похождениях Сэма, не пропускающего мимо себя ни одной юбки. И в этот момент выходит из ванной Сэм, растирая себя полотенцем. Джанис бросила на него пронзительный взгляд, и уголки её губ поползли вниз, будто готовясь выпустить из себя звериный рык.

— Что ты делала, мать твою, у него, когда ты могла остановиться у меня?

59

Впервые я увидела Джанис такой. Эго суперзвезды в своей самой ранней стадии. С удивлением и любопытством стала я рассматривать её, она, ещё несколько месяцев назад съедаемая страхом, что её вот–вот выгонят из группы, превратилась в самоуверенного полноправного члена коллектива. Затем бросила долгий взгляд на Сэма. Я не хотела вызывать его на откровенный разговор, нет, но в данный момент он повёл себя так, как если бы его это не касалось.

— Делай, что хочешь, — бросил он мне и снова скрылся в ванной.

Страстное желание лишило меня разума, и, думая своим передком, я приняла его реплику, скорее как серьёзное предложение к действию, чем выражение его безразличия.

— Я хочу остаться с тобой, — успела я выпалить до того как он закрылся в ванной.

Джанис уже дымилась.

— Мы уезжаем на репетицию через пятнадцать минут, Сэм, — окликнула она его. — Будь внизу, хорошо?

Затем, повернулась ко мне, взгляд её глаз ожёг меня холодом:

— Ух–ты, — сверкнула она глазами, — ты готова стать величайшей подстилкой мира, лишь бы быть рядом с ним!

Она резко развернулась на каблуках, да так что чуть пол не задымился, и вышла, с треском захлопнув за собой дверь. Удар был настолько силён, что со стены даже отвалился кусок штукатурки. Снова из ванны вышел Сэм.

— Опять она пьяна? — равнодушно спросил он. Он ни чуточки не злился. Он так же как я с ним, беспомощно стремился привлечь к себе её внимание. Войди она сейчас в номер и метни в него своими экскрементами, он и тогда бы не повысил на неё свой голос.

— Знаешь, я ничем не многу помочь, когда она злится, — сказала я. — Я понимаю тебя и хотела бы остаться здесь с тобой.

— Думаю, она хорошо тебя знает.

Ничего нового он мне не сказал, это было в точности именно так.

— Да, — подтвердила я, — так говорят все, кто нас знает.

Не успела я ещё прийти в себя от этой омерзительной сцены, как он, быстро одевшись, крикнул мне стоя в дверях:

— Жди здесь. Никуда не уходи.

60

Почему не сказать: «Я вернусь тогда–то и тогда–то». Или: «Встретимся в Коламбии», или «Встретимся в таком–то ресторане тогда–то». А он просто кинул: «Жди здесь. Никуда не уходи». У него была я, по крайней мере, на тот момент, и он мог заставить меня танцевать под свою дудку столько, сколько ему захочется.

И я ждала его. И ждала. Насколько я выучила его манеры, он мог выйти за сигаретами, затем вернуться и вместе бы отправились на студию. Не судьба. Вот так, уже к утру, проплакав семь часов, зазвонил телефон. Джанис.

— Чем ты занята, солнышко?

— Да сижу просто… телевизор смотрю, — солгала я. — Нет, — оборвала я себя, рыдая в трубку. — Сижу здесь, жду Сэма. Не знаешь, где он?

В трубке послышался тяжёлый вздох Джанис.

— Он здесь, дружок. Был здесь всю ночь. Мы репетировали, прослушали несколько новых гитаристов. Знаешь, ничего особенного, обычное наше старое дерьмо.

— Угу.

— Знаешь, что? Почему бы тебе не приехать? Мы в студии Коламбия, на Бродвее, недалеко от 42–й улицы. Прыгай в такси. Через десять минут будешь здесь.

Сэм даже не поздоровался, будто я была всё время с ним здесь, или будто меня и вовсе не существовало. Ни одного слова мне. Ни извинений, что забыл, мол, позвонить. Ничего. Не в пример Джанис. Она была рада мне, буквально приняла меня с распростёртыми руками.

— Эй, дружище, — произнесла она, проталкивая меня в операторскую, и, усадив на диван, стала знакомить меня с худым бородачом. Что–то уж очень знакомое было в его живом обаятельном лице.

— Это моя лучшая подруга Пегги, она из Сан–Франциско, — сказала она.

И я тут же узнала его! Она решила познакомить меня с моим самым любимым фолк–певцом, ну, конечно же, это был Ричи Хэванс!

61

Она обернулась к остальным, склонившимся над микшерским пультом.

— Вам обязательно надо познакомиться с этой цыпочкой, — обратилась она к ним. — Во всём мире нет ей равной.

Загорелая под ямайским солнцем, весящая всего сто двадцать и ещё не подсевшая на героин, и поэтому, как я думаю, выглядела я тогда отлично. Один из парней, казалось, не мог оторвать взгляда от моих сисек, которыми в те донаркотские времена я могла вполне гордиться. Все немедленно стали меня обхаживать, дав понять, что нахожусь я у себя дома. Вся эта возня ещё более возбуждала во мне одно горестное чувство, пока я сидела, и как через замутнённое эмоцией стекло, видела себя, знакомящуюся, пожимающую руки, и Джанис, то и дело воркующую: «Это Альберт Гроссман, ты его знаешь, наш импресарио», «Это тот–то, это такой–то», мои глаза были устремлены в окно операторской, на Сэма Эндрю, настраивающего в этот момент какой–то усилитель. Он так ни разу и не повернул головы, не посмотрел в мою сторону, не шелохнулся.