Герхард Шредер - Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]

В экономике мы были обременены своего рода ипотекой: финансовыми обязательствами, принятыми еще при канцлере Коле. Возьмем, для примера, Пакт о европейской стабильности, определяющий предел дефицита бюджета: в нем предписано, что ежегодный дефицит не должен превышать три процента от валового внутреннего национального продукта. Этот пакт был заключен в 1992 году и является составной частью Маастрихтского соглашения. Соглашение базировалось на постоянном факторе роста экономики, что в то время казалось своего рода экономической закономерностью. Между прочим, это еще раз подтверждает, сколь далека была вся немецкая политика от реальной оценки масштабов процесса объединения страны. Присоединение к Пакту о стабильности совпало по времени с кратким периодом бума в Германии, поскольку сам факт воссоединения вызвал у людей прилив энтузиазма. Правительство ХДС и СвДП не могло или не хотело думать о том, как объединение скажется на темпах прироста, когда экономика будет обременена последствиями этого самого объединения. Между тем — и тогда и сейчас — государство вынуждено переводить около четырех процентов валового внутреннего продукта с запада на восток страны. Тот факт, что ежегодно около восьмидесяти миллиардов евро будут изъяты из инвестиционного сектора, абсолютно недооценивался тогдашней политикой. Был сформулирован и введен в силу договор, для выполнения которого уже тогда не было реальных оснований.

Ни один из членов Европейского союза не обременен такой финансовой нагрузкой, как Германия — в связи с расходами на объединение. Поэтому остальные члены ЕС могли легче нас приспосабливаться к изменениям и лучше справляться с трудностями, возникавшими в мировой экономике с 90‑х годов и поныне. Синие письма [11] Имеются в виду традиционные в Германии письма из школы, «отчеты о неуспеваемости», которые директор посылает родителям неуспевающих учеников. из Брюсселя стали следствием неизбежных нарушений Пакта о европейской стабильности. Таким образом, мы были вынуждены пойти на столкновение. В очень непростой полемике мы атаковали ЕС, поставив такой вопрос: имеет ли смысл столь односторонне подчеркивать важность этого пакта? В результате под руководством люксембургского премьер-министра Жана-Клода Юнкера внимание членов сообщества привлекли те аспекты пакта, которые увязаны с темпами роста экономики. Наконец было решено, что главным образом на стадиях ослабления конъюнктуры государство может усиливать инвестиции, способствующие росту экономики. И жесткое требование придерживаться постоянных процентов, а вместе с ним ориентация на стабильность уступили свои позиции.

Это еще одно доказательство моего тезиса о том, как далека от реальной жизни — оглядываясь назад, можно сказать: как наивна! — была формируемая в Бонне политика, не учитывавшая колоссальных изменений политического ландшафта после объединения Германии. То же относится и к прессе. Крайне редко — а редкие исключения лишь подтверждают правило — оттуда поступал толковый комментарий, замечание или серьезный анализ драматически меняющейся действительности, который можно было бы принять на вооружение. Политики и «матадоры четвертой власти» по степени своей провинциальности не уступали друг другу.

В рухнувшем позже «Союзе ради работы» тоже чувствовалось, как слабо в общественном мнении выражена готовность к переменам. Я пытался создать новую форму взаимодействия для работодателей и наемных работников, антиподов по производственному процессу, с тем чтобы, обмениваясь мнениями и аргументами, они могли вырабатывать новые подходы к новым явлениям в мировой экономике. Целью союза была разработка определенного перечня мер, о которых должны были договариваться федеральное правительство, с одной стороны, и представители профсоюзов и объединений работодателей — с другой, ради того, чтобы создавать новые рабочие места и улучшать конкурентоспособность немецких предприятий. Заложенная в этой идее политика консенсуса была встречена с большим недоверием, прежде всего у газетных аналитиков, которых, разумеется, подстрекали те, кто должен был бы обмениваться мнениями и аргументами. Оппозиционные партии в бундестаге едко высказывались о том, что внепарламентские поиски консенсуса выхолостят парламентскую систему. Говорилось, что в идее создания немецкого союза не обошлось без «голландской модели», где сотрудничество между работодателями, профсоюзами и независимыми членами совета по экономике, бесспорно, осуществляется хорошо — но!.. В Нидерландах демократическая традиция насчитывает уже много веков, а здесь никогда не получится настоящего союза. Мол, для успеха такой затеи нужен с обеих сторон высокий уровень рефлексии и достаточное владение информацией о мировых процессах в экономике, к чему обе стороны, со всей очевидностью, не способны. Да, участники дискуссии восхищались успехами голландцев, однако они отказывались предоставить возможность своей стране пойти тем же путем.

На последнем заседании «Союза ради работы» в марте 2003 года окончательно выяснилось, что ни профсоюзы, ни предприниматели не настроены на поиск консенсуса. Обе группировки занялись «политикой»: вместо того чтобы делать какие-то шаги навстречу друг другу, они всякий раз лишь пытались перетянуть федеральное правительство на свою сторону. В ответ на это я сам объявил союз распущенным и заявил участникам, что теперь правительство должно будет действовать в одиночку, чтобы продолжить необходимые реформы. Через четырнадцать дней я представил на рассмотрение бундестага свою программу модернизации, рассчитанную на период до 2010 года.

Итак, в 1989 году мы пришли к власти, имея такую ситуацию в Германии, когда люди в свое удовольствие вели жаркие споры, повернувшись спиной к действительности. Все упущенное за шестнадцать лет надо было наверстывать в максимально сжатые сроки. Экономический бум, вспыхнув на радостях от объединения, исчерпал себя. Воссоединение произошло — вместе с ростом учреждений социального обеспечения, которые были обязаны обеспечивать пенсии, пособия по безработице и охрану здоровья новым четырнадцати миллионам граждан, на что в полуразрушенном хозяйстве бывшей ГДР денег не было, и никаких эквивалентных взносов со своей стороны оно внести не могло. Таким образом, львиная доля трансфертов пошла на финансирование социальных последствий объединения, а остатки — на санацию рушащихся городов и общественной инфраструктуры. Так с течением времени у многих людей радость от обретения единства развеялась, и на смену ей пришло недовольство тяготами объединения.