Павел Вощанов - Ельцин как наваждение [Записки политического проходимца]

– Господин председатель вас ждет!

Кабинет председателя Верховного Совета Латвии декорирован и обставлен в соответствии с советскими партийно-бюрократическими стандартами, а облик хозяина ему под стать. Горбунов – это не Ландсбергис. Не в смысле национальности (латвийский спикер вообще из рода русских староверов, некогда бежавших в эти края, спасаясь от «богохульств» патриарха Никона), а в смысле эстетики образа. Тот – рафинированный интеллигент с консерваторским уклоном, этот – рафинированный номенклатурный совпартработник.

Для меня этот феномен всегда был загадкой – коммунистические бонзы, долгие годы огнем и мечем насаждавшие в обществе идеалы марксизма-ленинизма и тем кормившиеся, в мгновение ока и с необычайной проворностью становились убежденными и яростными противниками своей прежней веры. Примеров тому великое множество – хоть на верхних этажах власти, хоть на нижних.

Взять того же Анатолия Горбунова. В 1989 году он возглавил Верховный Совет Латвии, который окончательно порвал с коммунистическими идеями и, по сути дела, положил начало развалу СССР. А ведь всего за три года до этого он являлся секретарем ЦК латвийской компартии, отвечающим за вопросы идеологии. Подчеркиваю: идеологии, а не строительства и не сельского хозяйства! Разве не удивительная метаморфоза?!

Но Горбунов – это все же невеликая партийная сошка. Есть примеры поярче. Президент Ельцин, которого в 91-м году уже воротило от всего коммунистического, три года до того, в 88-м, буквально, искрился радостью от того, что избран кандидатом в члены Политбюро ЦК КПСС и первым секретарем Московского горкома партии. Президент Нурсултан Назарбаев, который мягко, без потрясений очистил Казахстан от налета коммунизма, до 1991 года возглавлял казахскую компартию. А президент Узбекистана Ислам Каримов, фактически поставивший республиканскую компартию под запрет? До своего президентства нынешний главный узбекский антикоммунист был главным узбекским коммунистом. Лидер туркменской компартии Сарпармурат Ниязов – это вообще песня! В 1991 году – еще верный ленинец. Год спустя – уже единовластный правитель Туркменистана, Туркменбаши, султан. А ставший главой Азербайджана Гейдар Алиев? Его послужному списку присуще редкостное разнообразие – он и лидер республиканской компартии, и глава КГБ республики, и замглавы советского правительства, и член Политбюро ЦК КПСС. А далее все та же метаморфоза – при президенте Алиеве прикаспийская республика стала кланово-бюрократическим государством, в котором идеи преданности коммунизму заменены идеями преданности Лидеру и его Семье.

Все это наталкивает на две мысли. Первая – некогда созданный Сталиным Советский Союз был идеологизированным государством, которым управляла безыдейная партийная бюрократия. И вторая – безыдейные лидеры СССР стали безыдейными главами независимых государств. Отсюда многие уродства постсоветской действительности, которые не скоро изживем.

Горбунов встречает меня довольно приветливо, но сесть не предлагает. Разговариваем «на ногах». По этому непротокольному жесту, а еще по устало-торопливому тону спикера чувствую, что он не видит особой надобности в моем появлении в Риге.

– Ну, что вам сказать? Если бы не ОМОН, ситуация в городе была бы абсолютно спокойной. Они провоцируют беспорядки! Позавчера напали на баррикады у Вецмилгравского моста, избили людей, сожгли автомобили. Вчера захватили школу милиции, избили курсантов, похитили много оружия. Больше терпеть эти бесчинства мы не намерены. Я поставил перед нашим МВД задачу: как можно быстрее разоружить этих бандитов!

– Вы думаете, они добровольно согласятся сдать оружие?

Чувствую, мой вопрос пришелся хозяину кабинета не по душе – он как-то занервничал и стал похож на прежнего секретаря ЦК по идеологии, подчиненный которого, проявив политическую незрелость, поинтересовался: а надо ли проводить в республике открытые партсобрания, посвященные решениям партии по вопросам дальнейшего развития и повышения урожайности хлопководства?

– Что значит «не согласятся»?! Не согласятся, заставим!

Похоже, в этом кабинете информации больше, чем я уже получил, не получу. Так оно и выходит:

– В общем-то, обо всем этом я вчера вечером по телефону уже рассказал Борису Николаевичу. Так что… – и Горбунов разводит руками, жестом давая понять то, что было бы недипломатично произнести вслух: «Так что не знаю, на хрена вы сюда заявились?!».

– Понятно. Но мы, если вы не против, все-таки поработаем у вас пару дней.

Горбунов улыбается и понимающе кивает: да, вы человек молодой, а в Риге есть чем себя развлечь. Но, кажется, его куда больше устроило, если бы я сказал, что уезжаю вечерним поездом.

– В приемной вам дадут ключи от квартиры, где вы можете жить то время, пока будете в Риге. Это недалеко отсюда. Если потребуется связь с Москвой, там есть и телефон, и факс, и вообще все, что нужно. Будут ко мне вопросы, свяжитесь через секретаря. Так что добро пожаловать в независимую Латвию!

И все-таки Рига хороша в любую погоду, даже в такую слякотную! Покуда ищем нужную нам улицу и нужный дом, несколько раз прибегаем к помощи горожан. На наш русский говор местные реагируют без неприязни, хотя и не выказывая особой радости. Щупленького вида старушка даже любезно предложила проводить нас до нужного места, но не смогла – одетая в комбинезон собачка, которую та держала на поводке, потащила ее другим маршрутом. Покуда не вошли в дом, как более опытный товарищ, даю своим спутникам необходимые наставления:

– Имейте в виду, такие квартирки для того и создаются, чтоб подслушивать да подглядывать за гостями. Поэтому! Первое – ведем себя прилично, никакой нецензурщины! Второе – никаких приглашений в гости коллег и давних знакомых. Тебя, Андрюша, это касается в первую очередь, у тебя повсюду отыскиваются друзья-приятели. Третье – захочется выпить с устатку, сходим в какое-нибудь кафе. В квартире – сухой закон. И последнее – все обсуждения наших дел исключительно на улице!

Дом, где нам предстоит провести несколько дней, роскошен даже по меркам прошлого века, а уж в нынешнем, падком на модернистский минимализм с его незатейливыми формами и предельной функциональностью, определенно, предназначен очень даже для непростой публики. С замысловатыми украшениями на фасаде, с высокими зеркальными окнами, с массивным цоколем из серого гранита. В подъезде еще острее чувствуется буржуазное довольство – отделанный красным деревом лифт, белоснежной чистоты мраморная лестница, кованые чугунные перила и, конечно же, потолок, щедро украшенный лепниной. Но нам, чей эстетический вкус испорчен простотой нравов социалистического общежития, более всего бросается в глаза (правильнее было бы сказать – в нос) отсутствие знакомых с детства подъездных запахов – причудливой смеси ароматов кошачьей мочи и выкипающих на плите щей. Словом, Европа!