Павел Вощанов - Ельцин как наваждение [Записки политического проходимца]

Поднимаемся на свой этаж, ключом открываем массивную дверь, входим и…

Единственное, что способен выдавить из себя ошарашенный Крайний – «Оттянуться хочется, до смешного!». Такого размера квартир до сего дня мне видеть не доводилось, как не доводилось видеть и столь располагающую к безмятежности обстановку. К примеру, подобные кровати, что стоят в спальнях, по моему разумению, предназначены для чего угодно, только не для того, чтобы на них спать. Это было бы верхом беспечности и форменным ротозейством. Кажется, нас специально разместили в апартаментах, из которых не хочется выходить на улицу. Тем более, что там мерзопакостная погода, а здесь благостно до изнеможения. Так и тянет развалиться в кресле, включить гигантских размеров телевизор, закурить сигару, налить стаканчик доброго вина и поболтать с приятелями о чем угодно, только не о коммунизме, не о демократии и не об омоновских мятежах.

Эх, а идти-то ведь надо…

День проходит в беготне по городу: я выуживаю информацию у знакомых латвийских политиков, Крайний встречается с офицерами дислоцированных здесь армейских частей, Муратов отправляется в штаб созданного сторонниками независимости «Народного фронта». К вечеру у нас уже складывается мозаичная картина происходящего, и она один в один схожа с вильнюсской. Здешние сторонники независимости, а они в большинстве, тоже ничего не желают слышать о новом Союзном договоре и требуют от властей неучастия в его обсуждении. Что касается противной стороны, то есть тех, кто хотел бы видеть себя гражданами «могучего и нерушимого», то они разуверились в Горбачеве, деморализованы и не верят, что в стране есть сила, способная удержать ее от распада. Все это подхлестывает аппетиты здешних национал-радикалов, которые все более и более влияют на власти предержащие. Похоже, как и в Литве, рубеж невозврата Латвии в СССР уже пройден, а делать ставку на то, что, добившись независимости, республика бросится в объятия России, пусть даже России во главе с Ельциным – все равно что рассчитывать на добросердечное отношение волка к зайцам в пору зимней бескормицы.

В Риге, так же как и в Вильнюсе, местные власти подстрекают граждан, уверовавших в жизненные преимущества независимости, к активному неповиновению союзному Центру. И там, и здесь Кремль демонстрирует неуклюжие попытки восстановить конституционный правопорядок. Разница лишь в том, что в столице Литвы это делается руками армии и спецподразделений КГБ, в столице Латвии – с помощью малочисленного ОМОНа. В общем-то, они выполняют ту же задачу, только у военных есть какое-никакое командование и хоть какие-никакие приказы свыше, у рижских омоновцев – лишь безоглядная вера в милицейский долг и присягу. По той информации, что мы сегодня раздобыли, министр внутренних дел СССР Борис Пуго сначала отдал ОМОНу приказ взять под свой контроль подразделения республиканского МВД, а после, когда тем потребовалась поддержка силами полка внутренних войск, отказал, заявив, что не намерен проводить в городе масштабную войсковую операцию. В этой ситуации милиционеры выглядят как камикадзе. Только у тех за спиной был император и Империя, у этих – никого и ничего.

От руки пишу донесение шефу и отправляю его факсом в Москву. Надеюсь, там еще не все разошлись по домам и успеют перепечатать мои каракули. На всякий случай сообщаю номер телефона в наших апартаментах. Не проходит и десяти минут, как раздается звонок. Почему-то уверен, что это кто-то из Белого дома. И не ошибаюсь – звонит ельцинский спичрайтер Геннадий Харин:

– Шеф доволен твоей работой в Вильнюсе, молодец, – чувствую, чего-то недоговаривает. – Номер, по которому я тебе сейчас звоню, это где?

– В квартире, которую выделил Горбунов.

Видимо, это обстоятельство Харина вполне устраивает, поэтому приступает к главному:

– Завтра утром возвращайся в Москву.

– Это шеф так велел?

– Он считает, что ситуация ему уже ясна, и тебе там более выискивать нечего.

– Ситуация как раз не вполне ясна. Например, с ОМОНом – совершенно непонятно, чьи приказы он сейчас выполняет. Поэтому я хочу завтра попробовать встретиться с его командиром и…

– Вот с ним-то тебе и не следует встречаться. Это уже никакое не специальное подразделение милиции, а черт знает что! По информации, которую мы получили сегодня, министр внутренних дел Латвии отдал приказ: открывать огонь на поражение по любому омоновцу, который приблизится к объектам республиканского МВД ближе, чем на 50 метров. Так что не сегодня-завтра они этих махновцев разоружат, и все успокоится.

– И кто же их будет разоружать? Уж не те ли мальчишки, что вступили в «Силы национальной самообороны»? Гена, видели мы сегодня эти «силы» – какая-то пионерская игра в «Зарницу»! А по другую сторону – полторы сотни прекрасно обученных и экипированных бойцов.

– В общем, решай сам. Я тебе пожелание шефа передал.

А что решать? Мы для себя уже все решили – завтра будем искать выходы на командира рижского ОМОНа Чеслава Млынника, и если найдем, договоримся о встрече. Только через кого это возможно сделать? Единственный, кто нам может помочь – здешний собкор «Комсомолки» Карен Маркарян. Но захочет ли? Он парень толковый и приятный во всех отношениях. Но сейчас наши собкоры в союзных республиках в сложном положении. Перед каждым вопрос: на чей информационный запрос ориентироваться – на московскую редколлегию или на местных глашатаев независимости? Деньги платит Москва, но она далеко и у нее сейчас нет возможности заступиться за своего человека, если тот попадет в жернова набирающего силу сепаратизма. Зато местные вожди становятся все требовательнее и напористей. Говорят о демократии, но исповедуют большевистский лозунг: кто не с нами, тот против нас! С ними можно ссориться лишь в одном случае – если у тебя нет особого желания навсегда остаться в этих краях. У нашего вильнюсского собкора оно есть, это очевидно. Вон даже фамилию переиначил на литовский манер. Конечно, ярко выраженному армянину Маркаряну труднее «олатышиться», но при большом желании и такое возможно. Тут уж ничего не поделаешь. Как говаривал старик Цицерон: «О времена! О нравы!».

Эти слова не следует воспринимать как осуждение коллег. Когда помимо твоей воли раскалывается огромная льдина, ты волен прыгнуть на тот ее осколок, который, как тебе кажется, дрейфует в нужном направлении. Да и с какой стати журналистов следует судить строже, нежели всех прочих?

Помню, под Берлином, в Потсдаме, встретил нескольких наших офицеров, которые, предвидя скорый вывод на Родину подразделений Западной группы войск, с помощью оборотистых штатских родственников заранее стелили соломку на мягкую германскую землю – создали частные фирмы для реализации украденного военного имущества и закупки потребительских товаров, которые в задушенном дефицитами Союзе реализовывались с немалой выгодой. Таким образом зарабатывался первоначальный капитал, без которого русскому в Германии делать нечего. Разговоры о присяге и воинском долге стали уделом «неудачников», обреченных на безденежье и бездомность. «Удачливые» говорили исключительно о рыночных ценах на объекты выставляемой на продажу военной недвижимости, на горюче-смазочные материалы, на списанную военную технику, на обмундирование, солдатское белье и портянки. Вчерашние защитники социалистического лагеря торопились стать добропорядочными и законопослушными бюргерами. И стали-таки!