Мерсия Макдермотт - Апостол свободы

«Брат! Как смутили меня тамошние ваши дела и как вышло, что мне ничего не остается, потому что там среди всех вас я выхожу глупее всех, и договориться никак невозможно, и потому путь мой — вернуться в Болгарию и работать сколько хватит ума, а если кому из вас захочется идти с нами, пускай сам скажет, и мы его примем…» [88] Письмо И. Кыршовскому от 20.6,1871. См.: Д. Т. Страшимиров, цит. соч., стр. 66. — Прим. авт. .

27 мая 1870 г. Левский отряхнул со своих ног прах Румынии и вернулся в Болгарию. Несмотря на все трудности и постоянную опасность, здесь он был счастлив и спокоен.

На этот раз Левский ехал не через Тырну-Мыгуреле и Никополь, а через Джурджу и Русе. Он хотел проложить второй канал связи с Болгарией. В Русе успел побывать Христо Большой, который к этому времени уже перебрался в Тырново; в Русе активно действовало читалиште, здесь было немало молодых патриотов, здесь же жила неустрашимая баба Тонка: в Русе была благоприятная почва для той работы, которую намеревался вести Левский.

Уже в самом начале этой своей третьей поездки Левский поспешил в Ловеч, для чего у него имелись веские причины. Он понял, что живущие в Румынии эмигранты ничем ему не помогут, и решил создавать внутреннюю организацию в одиночку, если придется. Ему был нужен свой центр. Живописный городок на реке Осым как нельзя лучше подходил для этой цели. По своему географическому положению он стоял на путях к Дунаю и Фракии, а люди, вступившие в Ловечский комитет, произвели на него самое благоприятное впечатление. Многие из них пользовались полной поддержкой семьи и близких, а это означало, что у них он найдет надежное убежище. Сестра Марина Поплуканова, Величка Хашнова, жила на узкой улочке недалеко от церкви, в которой служил ее отец, поп Лукан; по другую сторону Хисара, в болгарском квартале Дрыстене жили Никола и Мария Сирковы, а над ними на крутизне висел как ласточкино гнездо дом Христо Цонева по прозвищу Латинец, который приходился Большому двоюродным братом. По дороге от Лукановых до Дрыстене было неблизко, но дорога шла вдоль берега реки; стоило же Левскому свернуть на крутую тропку, от Сирковых и мимо Латинца можно было подняться на вершину Хисара и спуститься к церкви св. Богородицы за несколько минут.

Чаще всего он останавливался у Сирковых, дом которых состоял из лавки и корчмы на первом этаже и жилых комнат — на втором. Корчма Сиркова не только привлекала множество народа, но и служила законным поводом для частых посещений членов комитета. Кроме того, здесь можно было узнавать новости со всей округи. Весь верхний этаж был в распоряжении Левского; хозяева жили в другом доме, стоявшем неподалеку. Иногда Левский так уходил в работу над письмами, что забывал о еде. Мария то и дело носила ему густой и сладкий турецкий кофе. Она входила на цыпочках в комнату и говорила с жалостью: «Эх, бай Васил, были бы мы ученые, помогли бы тебе!». Левский с улыбкой отвечал: «Марийка, если бы все простые люди были такие, как вы, мы уже давно освободили бы Болгарию!».

Пусть у эмигрантов в Румынии будет центральный комитет, если им так хочется; но здесь, в Болгарии, он создаст свой центральный комитет, и в аего войдут люди, мужчины и женщины, которые каждый день рискуют жизнью, работая под самым носом у турок. Патриоты Ловеча согласились с его предложением, и Ловечский комитет стал именоваться «временным правительством». Новому правительству нужна была печать, которой оно могло бы заверять свои документы, и Левский, посоветовавшись с членами комитета, написал в Румынию с просьбой изготовить печать и выслать ему [89] Само это письмо утрачено, но о нем упоминается в другом письме, которое цитирует Д. Г. Страшимиров. См.: цит. соч., стр. 62. — Прим. авт. .

Используя Ловеч в качестве базы, за лето и: сень 1870 года Левский объехал несколько городов. Из «революционной столицы», которую он выбрал сам, Левский поехал на восток, в Велико-Тырново — столицу Болгарии в период Средневековья и турецкого нашествия. Отсюда болгарские цари правили своей страной, которая в пору расцвета простиралась от Карпат до Эгейского моря и от Черного моря до Адриатики. Сюда приезжали венчаться с ними византийские принцессы, привозившие с собой богатое приданое; здесь пленный Болдуин, потерпевший поражение император латинян, томился в башне, ныне носящей его имя; здесь жил патриарх Болгарии — ее собственный патриарх, не подчинявшийся Константинополю; здесь процветали искусства, а монахи украшали миниатюрами рукописи, ныне хранящиеся в библиотеке Ватикана и Британском музее.

Древние дворцы и башни разрушены, и все же Велико-Тырново и поныне один из самых живописных городов мира. Он лежит в большой котловине, которую дожди и ветры в течение веков украсили известняковыми фризами, превратив ее в подобие огромного естественного амфитеатра. В нижней части котловины река Янтра прорезала сильно извилистую долину, напоминающую двойную восьмерку; воды быстро бегущей реки омывают подножье холмов, похожих на полуострова. На вершине холма Царевец, самого высокого из этих естественных укреплений, цари и патриархи строили свои дворцы и церкви и украшали их бастионами и башнями; они стояли на отвесных утесах, откуда сбрасывали в реку предателей. На втором холме, Трапезице, соединенном с Царевцем мостом, стояли дома, дворцы и домашние церкви боляр и знати, а иноземные купцы, во множестве приезжавшие в Болгарское царство, селились внизу, у самой воды.

В 1393 г. город был завоеван турками. Они сровняли дворцы и церкви с землей; испепеленные развалины заросли бурьяном и кустарником; поодаль от древней крепости был построен новый турецкий город с конаком и тюрьмой. В девятнадцатом веке болгарские кварталы, разрастаясь, стали карабкаться по склонам амфитеатра. Улицы строились террасами, одна над другой, и всюду, где только есть небольшие уступы, стоят дома, как горные бараны над страшной крутизной, и гордо смотрятся в Янтру. Их стены прочно спаяны со скалой, верхние этажи выступают вперед над пропастью, а покрытые цветами галереи висят в воздухе как легкие вольеры. В тихие летние дни невиданный город отражается в реке, и трудно понять, где кончается само Тырново и начинается его отражение. Ночью город похож на драгоценную сверкающую пирамиду, его подножье омыто серебром, а вершина сливается с золотыми звездами. Когда же всходит полная луна и заливает каждый уголок потоками света, а на Царевце и Трапезице свищут соловьи, даже в самом робком воображении возникает древний город с башнями и бастионами, и кажется, будто среди них движутся тени его жителей, уже давно лежащих в могилах.