Мишель Обама - Becoming. Моя история

С самого начала кампании противники Барака и их сторонники распространяли недостойные идеи, призванные разжечь страх и недоверие среди афроамериканских избирателей, предполагая, что кандидатуру Барака лоббировали белые жители Гайд-парка – читай, белые евреи, – чтобы навязать Саутсайду своего кандидата. «Барака считают белым с черным лицом», – заявил Донн Троттер [109]в еженедельной газете Chicago Reader . Обращаясь к тому же изданию, Бобби Раш [110]отметил: «Он поступил в Гарвард и стал образованным дураком. Нас не впечатлить парнями с дипломами элитных восточных вузов». Другими словами, «он не один из нас». Барак – не настоящий черный, не такой, как они, – да и вряд ли кто-то, кто говорил, выглядел и читал так много, как он, мог бы быть таким, как они.

Но самое странное – именно Барак воплощал все, чего родители Саутсайда хотели для своих детей. Он был всем, о чем говорили Бобби Раш, Джесси Джексон [111]и многие другие черные лидеры на протяжении многих лет: получил образование и, вместо того чтобы отказаться от афроамериканского сообщества, теперь пытался ему служить. Конечно, это были непростые выборы, но Барака атаковали с совершенно неадекватных сторон. Я поразилась, увидев, что наши лидеры относились к нему только как к угрозе своей власти, разжигая недоверие и делая ставку на скрытую, антиинтеллектуальную расовую и классовую ненависть.

Меня от этого тошнило.

Барак же воспринимал все это более спокойно. Он уже насмотрелся в Спрингфилде, какой неприятной может быть политика и как часто искажается правда, чтобы послужить политическим целям. Побитый, но не желающий сдаваться, он продолжал кампанию в течение всей зимы, ездил каждую неделю туда и обратно в Спрингфилд, пытаясь отбиваться, даже когда его поддержка сошла на нет и перешла на сторону Бобби Раша. Когда часы наконец подобрались вплотную к праймериз, мы с Малией практически перестали его видеть. Но Барак звонил нам каждый вечер, чтобы пожелать спокойной ночи.

Я благодарна за те несколько дней, которые мы провели на пляже, – и знала, в глубине сердца Барак тоже благодарен. Его забота никогда не терялась в этом шуме, во всех тех ночах, которые он проводил вдали от нас. Он не принимал все это всерьез. Почти каждый раз, когда он вешал трубку, я улавливала в его голосе нотки страдания. Ежедневно ему приходилось выбирать между семьей и политикой, политикой и семьей.

В марте Барак проиграл праймериз, что в конечном итоге обернулось громкой победой Бобби Раша.

Я же в это время просто продолжала обнимать свою девочку.

И затем появилась наша вторая девочка. Саша Мэриан Обама родилась 10 июня 2001 года в Медицинском центре Чикагского университета после одного цикла ЭКО, фантастически простой беременности и несложных родов, пока Малия, которой почти исполнилось три года, ждала меня дома с мамой. Наша новорожденная, четвертый угол нашего квадрата, была красивым маленьким ягненочком с копной темных волос и живыми карими глазами. Мы с Бараком были на седьмом небе от счастья.

Мы планировали назвать ее Саша. Я выбрала это имя, думая, что оно звучит дерзко. Девушка по имени Саша не потерпит дураков. Как и все родители, я молилась, чтобы нашим детям никогда не было больно. Я надеялась, они вырастут яркими и энергичными, оптимистичными, как их отец, и напористыми, как их мама. Больше всего на свете я хотела, чтобы они были сильными, обладали стальным внутренним стержнем, который удерживал бы их в вертикальном положении и двигал вперед, несмотря ни на что. Я не могла знать, что нас ждет, как будет развиваться жизнь нашей семьи – будет ли все хорошо, или плохо, или, как у большинства людей, вперемешку. Моя работа заключалась в том, чтобы убедиться, что дочери готовы ко всему.

Работа в университете изматывала меня, заставляя далеко не идеально жонглировать всем подряд, а также оставляя дыру в наших финансах из-за расходов на няню. После рождения Саши я даже не знала, хочу ли вообще возвращаться туда – или будет лучше остаться дома. Гло, нашей любимой няне, предложили более высокооплачиваемую работу, и она неохотно решила, что ей пора двигаться дальше. Конечно, я не могла винить ее, но потеря Гло перевернула все в моем сердце работающей матери. Ее вклад в мою семью позволял мне продолжать вносить свой вклад в мою работу. Она любила наших детей, как своих собственных. Я плакала всю ночь, когда она подала заявление об уходе, зная, как тяжело нам будет без нее. Я знала, что нам очень повезло уже с тем, что мы могли позволить себе нанять ее несколько лет назад. А теперь потерять ее было для меня все равно что потерять собственную руку.

Мне нравилось проводить время со своими маленькими дочерьми. Я знала цену каждой минуты и часа дома, особенно учитывая нерегулярный график Барака. Я снова раздумывала над решением моей мамы остаться дома со мной и Крейгом. Конечно, я излишне романтизировала ее жизнь, воображая, будто маме было приятно оттирать Pine-Sol подоконники и шить нам одежду. Но по сравнению с моей собственной жизнью ее казалась несложной, с этим вполне можно было справиться, и, возможно, стоящей того, чтобы попробовать. Мне нравилась сама идея отвечать только за одно, а не за два дела сразу, и что мои мысли могут наконец освободиться от конкурирующих нарративов работы и дома. И мы могли себе это позволить с финансовой точки зрения. Барак перешел с должности адъюнкта на должность старшего преподавателя в юридической школе, это дало нам возможность взять перерыв в оплате обучения в экспериментальной школе университета [112], где Малия скоро должна была начать дошкольное образование.

Но тут мне позвонила Сьюзен Шер, мой бывший ментор и коллега в мэрии, которая теперь была главным юрисконсультом и вице-президентом Медицинского центра Чикагского университета, где недавно родилась Саша. У центра был новый президент, которым все восхищались, и одним из его главных приоритетов стало улучшение работы с местным населением. Президент центра хотел нанять исполнительного директора по связям с общественностью – должность, практически созданная для меня. Хотела ли я пройти собеседование?

Я сомневалась, стоит ли отправлять резюме. Вакансия отличная, но я уже уговорила себя, что для меня – для всех нас – будет лучше, если я останусь дома. К тому же это был не самый подходящий момент в моей жизни для собеседования. Я просто не могла себе представить, как укладываю волосы феном и надеваю деловой костюм. Я несколько раз за ночь вставала покормить Сашу, это мешало мне спать и, следовательно, сохранять здравый смысл. Оставаясь фанаткой чистоты и порядка, я проигрывала битву с хаосом. Наша квартира была усыпана детскими игрушками, книгами для малышей и упаковками салфеток и подгузников. Любой выход из дома включал в себя гигантскую коляску и немодную сумку с подгузниками, полную самого необходимого: пакетик медовых колечек Cheerios, несколько игрушек и дополнительную одежду на смену – для всех.