Николай Коняев - Алексей Кулаковский

В Чите, Иркутске и других центральных городах континента пуд морской рыбы стоит от трех до 4 р. 50 к., а на приисках — до 10 р. Мы, конечно, возьмем меньшую величину (3 р.), и тогда 50 000 пудов дадут 150 000 р., т. е. 60 000 р. чистого доходу»…

Не касаясь частностей этого «бизнес-плана» [64] Если судить по книге «Жизнь отца» Реаса Кулаковского, план этот сам Алексей Елисеевич пытался воплотить в жизнь. Реас Алексеевич пишет, что однажды Алексей Елисеевич и его четверо товарищей, решившие ехать на рыбный промысел в Охотск, заехали в Оймякон к Н. О. Кривошапкину посоветоваться с ним насчет дальнейшего пути. Они сказали, что до верховьев реки Кухтуя поедут на лошадях, а дальше сплавятся на плоту до Охотского моря. Заготовки не удались, потому что выяснилось, что местность возле водораздела заболочена и непроходима для лошадей, да и река сильно обмелела для сплава на плотах… , надо отметить, что весь он выстроен на весьма зыбком фундаменте благих намерений и поэтических предположений. Вопросы реализации рыбы в Чите, Иркутске и других крупных городах, своевременной перевозки остаются вне его внимания.

Алексей Елисеевич считает расходы на соль, на бочки, на жалованье рабочим, а вот риски и потери, связанные с отгрузкой и транспортировкой продукции, не учитывает.

Очень трогательны его рассуждения о том, что если профессиональный бондарь делает в день полторы бочки, то 100 неумех должны в день сделать хотя бы 50 бочек. Профессиональность ведь определяется не только скоростью работы… Неумеха не сделает бочки ни за два, ни за три дня, ни за неделю, до тех пор, пока не станет «умехой» и не научится этому ремеслу…

Вглядываясь в составленный Кулаковским проект заготовки охотской рыбы, мы видим, что он расползается по любому пункту, начиная от снабжения рабочих — «снабжаем маслом, оленями, немного хлебом и гоним с распорядителями в Охотск, обещав давать их семьям коров, сена, хлеба и прочее; все это мы можем найти у себя» — и кончая намерением оплатить перевоз до Владивостока и далее после продажи рыбы.

Можно суверенностью сказать, что, если бы, получив шесть тысяч рублей, Кулаковский принялся за заготовку рыбы в Охотске, все эти шесть тысяч так и остались бы на неприветливом берегу Охоты. Как остались в болотах между Охотском и Юдомским Крестом надежды Кулаковского заработать денег для семьи и на продолжение своей учебы.

А вот разговор о взятке, про которую говорил А. И. Софронов, возможно, возникал…

Наверное, можно было дать взятку, чтобы снять или сократить произведенные начеты. Только начеты-то были сделаны за неисправность самого подрядчика Кулаковского…

Любопытно, что в самый напряженный период строительства телеграфной линии, как бы позабыв о своих подрядных проблемах, Алексей Елисеевич Кулаковский часть лета 1909 года провел в Качикатцах, работая над одной из лучших своих поэм «Дары реки».

Как замечает Людмила Реасовна Кулаковская: «На сегодня нет архивных документов о том, по какой надобности он ездил в Качикатцы в то время, когда был необычайно занят строительными и подрядными работами по перевозке грузов. Мы сегодня можем с некоторой долей уверенности утверждать, что в 1909 году Кулаковский был по делам строительства у С. П. Барашкова, занимавшегося перевозками грузов и строительного леса в прииски Бодайбо и приехавшего оттуда на некоторое время в Качикатцы».

В принципе версию эту следовало бы сразу отвергнуть, если бы дело касалось серьезного купца-подрядчика, однако Алексей Елисеевич прежде всего был поэтом и к своим подрядным обязанностям относился не то чтобы пренебрежительно, а, как и положено поэту, воспламеняясь по ходу дела другими идеями.

Так и случилось, когда, попав в Бодайбо по делам, связанным с подрядами Охотской линии (помимо развозки грузов он взялся еще и за строительство домов), Кулаковский встретил там своего одноклассника по реальному училищу Семена Петровича Барашкова.

Во время встречи Кулаковский так увлек Барашкова своим проектом преобразования сельского хозяйства Якутии, так разжег его и так разжегся сам, что они решили немедленно ехать в Качикатцы, где — у Семена Петровича Барашкова всё было предельно конкретно! — можно было организовать опытное хозяйство.

Впрочем, это не так уж и существенно, где и как произошла такая счастливая для якутской литературы и такая несчастная для судьбы подрядов Алексея Елисеевича встреча с Барашковым.

Главное, что Кулаковский оказался в Качикатцах и здесь — есть все основания предполагать, что случилось это после посещения Ленских столбов — Алексея Елисеевича посетило вдохновение и он в самый напряженный момент строительства Охотской телеграфной линии занялся созданием шедевра якутской литературы, поэмы «Дары реки».

Русский поэт Владимир Солоухин вспоминал, что чем больше он вчитывался в поэму «Дары реки» Кулаковского, тем больше красот открывалось ему…

«Эти как бы повторы, но на самом деле вовсе и не повторы. Река Лена говорит, например, Ледовитому океану, в который она впадает:

Или река сообщает, что наделала по пути островов и отмелей, а то, что осталось от островов (от строительного, значит, материала), дарит океану:

А когда Лена начала перечислять своих дочерей, свои притоки, называя их почтительно госпожами, то поэт умел двумя-тремя строчками дать яркий портрет той или иной реки:

Слова, близкие по значению, но разно звучащие, или, напротив, слова, близкие по созвучию, но разные по значению, дробятся в поэзии Кулаковского, разветвляются, множатся, колышутся, как многие травы единого луга или многие струи единого, сильного потока светлой реки».