Николай Коняев - Алексей Кулаковский

Случилось то, чего и опасался Новгородов.

Кулаковский не удовольствовался «научной дискуссией», спрятанной в толщину мало кому доступного журнала, а открыто, со страниц влиятельного партийного органа выступил против его детища и не остановился на этом. 14 января 1921 года он сделал доклад о международной транскрипции на собрании подотдела по исследованию Якутской губернии. Результатом обсуждения доклада стала совместная телеграмма подотдела и Географического общества, отправленная Новгородову, с требованием приостановить литье шрифта до санкции международного съезда лингвистов и Академии наук.

О ярости, которую испытывал Новгородов после выступления Кулаковского, свидетельствует его письмо, отправленное в редакцию «Красного севера» из Петрограда:

«В сознании того, что если я оставлю без ответа статью тов. Кулаковского, помещенную в № 1 уважаемого мною органа за 1921 год, может получиться ущерб в советском строительстве Якутской губернии в области просвещения народных масс учением о коммунизме, прошу редакцию не отказать напечатать прилагаемые при сем мои «фактические поправки» в ближайшем № редактируемого вами журнала. По техническим соображениям можете разбить поправки на два номера: сначала первые четыре, а потом последние три.

1921 г. 3 августа.

С совершенным почтением С. Новгородов».

К письму была приложена статья, озаглавленная «Излишняя тревога», написанная в развязном и очень оскорбительном для Алексея Елисеевича Кулаковского тоне.

«Получив копию с приведенной статьи лишь в начале июля 1921 года, имею возможность сделать попытку к оправданию себя в семи смертных грехах, в коих я оказался по уверениям некоего т. Д. Кулаковского (см. стр. 27 названного органа Якутского губревкома) или моего уважаемого коллеги А. Е. Кулаковского (см. оглавление на обложке того же органа).

Если столь беспощадным критиком международной транскрипции в применении к якутскому языку является многоуважаемый А. Е., то появление статьи можно объяснить ничем иным, как отчаянием ее автора вследствие предстоящего провала собственной транскрипции, проект коей созрел в голове А. Е. уже более десятка лет тому назад, но по непонятным обстоятельствам остался висеть в воздухе, наряду с другими красивыми его фантазиями.

Если бы статья не была помещена на страницах столь почтенного и официального органа, как «Красный север», то едва ли я удосужился бы писать ответ: и без него последователи «ныне господствующей новой транскрипции» (стр. 24) разобрали бы, где особенно старался т. Кулаковский сгустить краски, прибегая порою даже к передержкам.

Недостаток времени и желания не позволяет мне специально полемизировать с «Д». Кулаковским. Поэтому я ограничусь лишь фактическими поправками»…

Далее Новгородов в своей обычной манере дискуссии с Кулаковским опровергать его, уходя от сути поставленного вопроса, легко и как бы убедительно «разбивает», а на самом деле только изображает, что «разбивает» Кулаковского.

Вникать в эту полемику нет нужды, поскольку аргументы «излишней тревоги» во многом повторяют уже приведенный нами ответ Новгородова на письмо Кулаковского.

Интереснее другое…

Статья «Новая транскрипция якутского языка» появилась в «Красном севере» в начале января 1921 года, а Новгородов пишет ответ на нее только 3 августа 1921 года. Он, правда, объясняет, что получил копию статьи лишь в начале июля 1921 года, но тут возникает вопрос о телеграмме, которая была послана Новгородову в Якутск в середине января 1921 года.

Даже если копию статьи Новгородов получил спустя шесть месяцев после публикации — а поверить в это очень трудно! — все равно он знал о том шуме, который поднялся против его алфавита в Якутии, и наверняка какие-то меры принимал…

Весной 1921 года Новгородов устраивается к Пекарскому, помогая ему в работе над словарем… Это, так сказать, страховочный вариант.

Но, очевидно, предпринимались Новгородовым и другие меры политико-карательного плана. Случайно ли, что свои возражения на статью он пошлет в «Красный север» в августе 1921 года, когда в Якутии снова начнет разгораться Гражданская война.

Именно в контексте происходящих тогда в Якутии событий и следует читать слова Семена Андреевича, что, дескать, если он не ответит сейчас на статью тов. Кулаковского, то «может получиться ущерб в советском строительстве Якутской губернии в области просвещения народных масс учением о коммунизме…».

Понять, как осуществлялось почти шаманское всеведение Кулаковского, невозможно, фиксируются только некоторые его свойства. Так, например, определенно можно утверждать, что использовать свое всеведение на пользу самому себе или своим близким Кулаковский не мог.

Об этом свидетельствуют события его жизни в 1921 году…

В документах Якутского отделения Русского географического общества сохранился листок, где А. Е. Кулаковский написал: «Якутские пословицы. Автор Алексей Елисеев Кулаковский. Его адрес: Покровское село. Вестях. Ивану Маркову Попову для Кулаковского. Сноситься через учителя Якутской 4-х классной школы Елпидифора Михайловича Егасова».

Видимо, Кулаковский написал эту записку в ноябре — декабре 1920 года, когда еще не планировал перебраться в Черкёхскую школу, где жила вся его многочисленная семья…

Ничего особенного в записке нет, но всего через несколько недель, 21 февраля 1921 года, упомянутый в записке Егасов будет расстрелян за то, что — так было опубликовано в газете! — знал о антисоветском заговоре и не предупредил.

Вместе с ним, как крупный кулак, был расстрелян и другой старинный товарищ Кулаковского Семен Петрович Барашков…

Исследователи считают, что в февральский заговор, спровоцированный Якутской губернской чека, С. П. Барашков попал случайно, приехав по делам хозяйства, где он был теперь только управляющим, в Якутск.

«4 февраля я приехал сюда в город по делам продкома, ком-мунотдела, здравоохранения, наробраза, совнархоза и губревкома… — показал С. П. Барашков надопросе. — 5 числа между прочим у Андреевича сидел с 9 часов до 2 часов с половиною дня. А от 4 до 5-ти часов того же дня сидел у агронома Слепцова по делу учета моего имущества земотделом.

6 числа все время был дома. Причем утром в этот день имел возможность передать завнаробразу Егасову бумаги касательно школьного дела. В коммунотделе состою агентом по инструктированию летней разверстки дров в количестве 30 тысяч сажен. В коммунотделе исходатайствовал себе помощника по разверстке дров. Завздравотделу представил отчетность о лечебнице. В Совнархозе состою подрядчиком по доставке 500 тысяч пудов дубильных веществ для скорняжной мастерской.