Леонид Млечин - Коллонтай

Коллонтай это уловила: «Урок: НКИД не любит поддерживать инициативу, которая не продиктована им. Я же привыкла, что моя настойчивость, мое объединенное чухонско-хохлацкое упрямство (от матери и отца) как-то обычно побеждало препятствия и доводило до цели. В дипломатической работе этого нет. Тут три четверти зависит не от тебя, а от внешних сил. В нашей работе не надо быть слишком инициативной. Надо «проводить задания», а не создавать и находить прицелы».

Из Стокгольма нового советского полпреда на немецком самолете доставили в Берлин. Его встречали с почетным караулом и духовым оркестром. На следующий день Александра Шкварцева принял Гитлер. «После вручения верительных грамот, — сообщила «Правда», — между Гитлером и советским полпредом состоялась продолжительная беседа».

Двадцать четвертого августа 1939 года, когда появилось сообщение о приезде в Москву имперского министра иностранных дел Иоахима фон Риббентропа и о подписании пакта с нацистской Германией, Коллонтай записала в дневнике: «Смелый шаг Москвы. Господа империалисты и не думали, что мы проявим такую решительность и так верно учтем мировую политическую конъюнктуру… Я сама узнала об этом важном событии только сегодня из шведских газет. Рука моя не выронила газету, я даже не особенно удивилась. Шаг с нашей стороны вернейший…»

Александра Михайловна больше не позволяла себе сомнений в линии партии. Или, скорее, не доверяла их дневнику: «Я только рассердилась и досадую, что нас, полпредов, так мало информируют. Шифровка из Москвы, инструктивная, пришла только поздно днем. А сотрудники полпредства и торгпредства с утра взволнованно обступили меня, хотят понять, что этот договор значит? Не все понимают логику такого политического хода…

После шифровки из Москвы кое-кого из дипломатов приняла, но журналистам отказывала: «Читайте наш ТАСС и официальные сообщения из Москвы». Шведы ошеломлены и сбиты с толку…»

Через несколько дней добавила: «Чтобы избежать атаки дипломатов, журналистов и представителей передовой шведской общественности, я скрылась в пансионе, но и здесь нет отбоя от вопроса: «Неужели Советский Союз готов идти с Гитлером? Значит, конец малым странам. Нацизм и большевизм вместе завоюют весь мир!».

Читая пересылаемые ей советские газеты, Коллонтай отметила, что из них начисто исчезла критика нацистского режима. Напротив, появились сообщения о благотворном воздействии германского духа на русскую культуру.

Второго октября 1940 года уполномоченный Совнаркома СССР по охране военных тайн в печати и начальник Главлита Николай Георгиевич Садчиков отправил в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) список книг, подлежащих изъятию из продажи и библиотек. Имелась в виду антифашистская литература, изданная после прихода Гитлера к власти.

В списке, в частности, значилась книга Эрнста Отвальта «Путь Гитлера к власти», изданная Государственным социально-экономическим издательством в 1933 году. Изъятие этой книги объяснялось следующим образом: «В книге имеется ряд мест, которые сейчас, после заключения СССР договора о дружбе с Германией, нежелательны. Плохо говорится о Гитлере (на многих страницах)». Садчиков, молодой выдвиженец из Ленинградского обкома партии, привел неприемлемые, с его точки зрения, цитаты из книги: «Теперь фашизм торжествует. Он справляет кровавые оргии по всей стране, истребляя коммунизм».

И в Германии антисоветская пропаганда практически прекратилась. Даже переименовали журнал «Анти-Коминтерн», издававшийся Всеобщим союзом антикоммунистических организаций, а в реальности внешнеполитическим отделом ЦК нацистской партии.

Коллонтай не была посвящена в детали переговоров с министром Риббентропом. Не знала, какие договоренности закрепили в секретном дополнительном протоколе к советско-германскому договору о ненападении. Но смысл соглашения между Сталиным и Гитлером был понятен.

Личный референт германского посла Ханс фон Херварт немедленно встретился с сотрудником американского посольства в Москве Чарлзом Боленом и рассказал ему не только о переговорах, но и о тайных договоренностях и будущих территориальных приобретениях Германии и СССР. Таким образом, на Западе сразу же узнали о секретном протоколе.

Недавний начальник Коллонтай, а тогда полпред во Франции Яков Захарович Суриц сообщил в Москву: в Париже ходят слухи о том, что между Германией и СССР «заключено секретное соглашение, предусматривающее то ли раздел Польши, то ли единый дипломатический фронт».

Восемнадцатого сентября 1939 года премьер-министр Франции Эдуард Даладье пригласил к себе Сурица и прямо спросил: не является ли вступление советских войск на территорию Польши результатом советско-германского соглашения?

— Для французского правительства, — объяснил свой интерес Даладье, — решающим является вопрос: мы имеем дело с единым германо-советским фронтом, общей акцией или нет?

Полпред доложил о разговоре в Москву. Через десять дней принес премьер-министру Франции жесткий ответ от Молотова: «В Москве оскорблены тоном вопросов, которые напоминают допрос, недопустимый обычно в отношениях с равноправными государствами… СССР остается и думает остаться нейтральным в отношении войны в Западной Европе, если, конечно, сама Франция своим поведением в отношении СССР не толкнет его на путь вмешательства в эту войну».

Это была прямая угроза. Советский нарком самым недипломатичным образом сообщил, что Красная армия вполне может присоединиться к вермахту.

Двадцать седьмого сентября Риббентроп вновь прилетел в Москву. Первая встреча в Кремле началась в десять вечера и продолжалась до часу ночи. На следующий день переговоры возобновились в три часа дня. Потом был обед, вечером поехали в Большой театр смотреть «Лебединое озеро», а в полночь продолжили переговоры. 29 сентября Молотов и Риббентроп подписали второй договор — «О дружбе и границе», а заодно еще несколько секретных документов.

Для ратификации советско-германского договора собрали сессию Верховного Совета. 31 октября Молотов произнес знаменитую речь в защиту гитлеровской идеологии:

— Английские, а вместе с ними и французские сторонники войны объявили против Германии что-то вроде идеологической войны, напоминающей старые Религиозные войны… Такого рода война не имеет для себя никакого оправдания. Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемая фальшивым флагом борьбы за «демократию»…