Леонид Млечин - Коллонтай

Ключевую позицию в сфере, которая ее особенно интересовала, — международные связи, занимал Григорий Евсеевич Зиновьев, старый друг и соратник Ленина.

После революции Владимир Ильич сделал Зиновьева членом правящего в стране политбюро, хозяином Петрограда и всего Северо-Западного края России. Кроме того, Ленин поставил Зиновьева во главе Третьего коммунистического интернационала, объединившего все коммунистические партии мира. В те годы эта должность имела особое значение. Российская партия большевиков считалась всего лишь одной из секций Коминтерна, таким образом, Зиновьев формально руководил мировым коммунистическим движением, намеревавшимся обратить в свою веру весь земной шар. На заседании политбюро постановили: «…тов. Зиновьев должен уделять половину времени Коминтерну и половину работе в Питере».

Коллонтай записала в дневнике: «10 марта 1919 года. В Кремле четыре дня заседал III Коммунистический Интернационал. Собрание было конспиративное, закрытое… С Зиновьевым у меня нелады. Обидно, что его поставили во главе Интернационала. Его недолюбливают и не понимают иностранные товарищи…»

Соответственно другие люди занимали посты, на которые рассчитывала Коллонтай: «Анжелика Балабанова избрана секретарем III Интернационала и ходит, как на крыльях. Ну что ж, она подходящий человек, хорошо знает иностранную обстановку и имеет связи во многих странах. Она будет полезна, хороший и умный работник. Это, конечно, объективно хорошо. Но я могла бы быть полезна там и в других областях».

У Балабановой, которая была и членом первого бюро, и секретарем Исполкома Коминтерна, тоже не сложились отношения с Зиновьевым и его командой. Разногласия были настолько значительными, что в конце концов она отказалась от всех постов и уехала в Швецию. На заседании политбюро ей предложили «ни в коем случае не допускать того, чтобы ее индивидуальная линия, которую ЦК считает в высшей степени неправильной, получила за границей какую бы то ни было огласку». Иначе говоря, отпустили, но настоятельно просили молчать.

Конечно, Коллонтай видела себя на работе в Коминтерне. Она знает иностранные языки, жила за границей, у нее много видных знакомых за рубежом… Но в Исполкоме Коминтерна хозяин — Зиновьев.

Бледный и болезненный, Григорий Евсеевич Зиновьев страдал одышкой и казался флегматиком. Но он был умелым митинговым оратором. Он зажигался во время речи и говорил с больным нервным подъемом, призывая своих слушателей к победе коммунизма во всем мире.

Михаил Афанасьевич Булгаков слушал Зиновьева перед съездом железнодорожников в Колонном зале Дома союзов (бывшее Благородное собрание): «В половине восьмого вечера появился Зиновьев. Он быстро прошел круглый зал, с наигранной скромностью справляясь, где раздеться, прошел в комнату президиума, там разделся и поднялся на трибуну. Его встретили аплодисментами, прервавшими предыдущего оратора, который что-то мямлил. Опять засветили юпитера, и его снимали… Речь его интересна. Говорит он с шуточками, рассчитанными на вкус этой аудитории».

Оказавшись у власти, Зиновьев, как это случается со слабыми натурами, преобразился и вел себя крайне жестоко. На совещании руководителей Питера кто-то заметил, что в Зоологическом саду умирают носороги. Максим Горький поинтересовался: чем вы их кормить будете, ведь в городе голод? Зиновьев ответил: буржуями. И партийные руководители города начали обсуждать вопрос: резать буржуев или нет? Всерьез обсуждали…

Географ и картограф Вениамин Семенов-Тян-Шанский вспоминал о жизни в Петрограде после революции: «Зиновьев держался типичным сатрапом в Петрограде… Но самое замечательное было тогда, когда Зиновьев разговаривал по телефону в качестве председателя Коминтерна. Лица, при этом присутствовавшие, говорили, что он говорил таким тоном «владыки мира», каким никогда не говорили еще никакие монархи на свете…»

Но в минуту откровенности Зиновьев признался художнику Юрию Анненкову, что скучает по Парижу, где до революции скрывался от царской полиции. Главный революционер земного шара вспоминал о лиловых вечерах, о весеннем цветении каштанов на бульварах, о Латинском квартале, о библиотеке Святой Женевьевы, о шуме парижских улиц. Зиновьев горевал, что Париж теперь для него недоступен:

— Революция, Интернационал — всё это, конечно, великие события. Но, ей-богу, я разревусь, если и в Париже свершится революция!

«Ленин знал, что в лице Зиновьева у него есть надежное и послушное орудие, и он никогда не сомневался в своем умении управлять этим оружием для пользы революции… — вспоминала Анжелика Балабанова. — Ленин был больше озабочен тем, чтобы его решения были действенными, нежели способом, которым они выполнялись. Его главной психологической ошибкой было то, что он не предвидел того, что случится с революцией, когда эти средства станут целью…»

Коллонтай обиженно записала в дневнике: «Зиновьев определенно не хотел, чтобы я работала в III Интернационале, хотя Владимир Ильич меня предлагал туда. С Зиновьевым у нас острые взаимоотношения, еще с Октября. Он не прощает мне, что я тогда его разоблачала за трусость и организовывала «поход» к нему работников с запросом. Да и Лилина меня за это не терпит».

Упомянутая Коллонтай Зинаида Ионовна Лилина — жена Зиновьева. Коллонтай крайне не нравилось, что на женских совещаниях Лилина «держала себя хозяйкой».

Во время II конгресса Коминтерна, проходившего с 19 июля по 7 августа 1920 года, состоялась Международная конференция коммунисток. Представительницы разных стран обсуждали работу коммунистических партий среди трудящихся женщин. Родилась идея создать Международный женский секретариат, который помогал бы коммунистическим партиям вовлекать женщин в пролетарскую классовую борьбу.

Исполком Коминтерна (ИККИ) 8 августа 1920 года утвердил Международный женский секретариат как составную часть Коминтерна. Его возглавила Клара Цеткин.

Накануне III конгресса Коминтерна решили во второй раз собрать конференцию коммунисток. Коллонтай поручили подготовить основной доклад. 31 мая 1921 года на заседании политбюро Коллонтай представила предложения о составе российской делегации на Международной конференции коммунисток. Политбюро поручило «тт. Зиновьеву и Молотову несколько сократить делегацию».

Конференция проходила с 9 по 15 июня 1921 года. 13 июля ИККИ вновь утвердил Клару Цеткин генеральным секретарем Международного женского секретариата. Коллонтай тоже избрали в его состав. Но это был утешительный приз. Другие люди руководили делом, которое она считала своим.

В ноябре 1921 года разочарованная Коллонтай попросила освободить ее от заведования отделом ЦК партии по работе среди женщин. Ее сменила Софья Николаевна Смидович, жена Петра Смидовича — она перешла в ЦК из Московского комитета партии.