Леонид Млечин - Коллонтай

Правящая группа была занята не поиском решений, которые позволили бы вывести страну из кризиса, а целиком сосредоточилась на уничтожении Троцкого. Для Сталина и его окружения главным было сохранить и укрепить свою власть. Аппарат сплотился против инакомыслящих: партийцев, которые хранили верность идеалам, призывали учесть интересы рабочего класса и требовали свободного обсуждения ситуации в стране и сохранения внутрипартийной демократии.

Троцкий воспринимался как лидер оппозиции, которая в реальности никак не оформилась. Льва Давидовича обвинили в том, что он создает в партии оппозицию, представляющую опасность для государства, поскольку в поддержку председателя Реввоенсовета высказывались партийные организации в вооруженных силах и молодежь.

После допроса у Куйбышева Александра Михайловна Коллонтай бросилась к Сталину: уверила, что полностью поддерживает генеральную линию партии. Эта клятва верности имела для Сталина большое значение.

Ленин еще был жив. И никто не знал, что будет. А вдруг он каким-то чудом поправится? И вернет себе рычаги управления? 18 декабря 1923 года Ленина в последний раз привезли в Кремль, он побывал у себя в квартире. Сталин знал, что Ленин им очень недоволен и уж точно не позволит разделаться с Троцким… Так что в тот момент Сталину требовались любые союзники, которых он только мог привлечь в свой лагерь. Ради этого он мог простить Коллонтай ее прежние шашни с «Рабочей оппозицией», потерявшей политическое значение.

На прощание Александра Михайловна с чувством произнесла:

— Я вам за многое неизменно благодарна. Ваша товарищеская отзывчивость, вы такой чуткий…

Сталин насмешливо переспросил:

— Даже чуткий? А говорят — грубый.

Движением руки отвел ее возражения:

— Может, я и в самом деле грубый, но не в этом дело…

Генеральный секретарь взял Коллонтай под свое покровительство. Докладная записка Куйбышева, который во всем прислушивался к Сталину, отправилась в архив.

«В Стокгольме, по дороге в Москву, — записала в дневнике Коллонтай, — полпред в Швеции Осинский сказал мне, что «дело» обо мне связано с письмом Мясникова и посещением меня Кузнецовым летом в Москве. В партии идут жаркие дискуссии, арестован Богданов и многие из «Рабочей группы». В Москве только и живут разногласиями… Неизвестность отравляла дни в Москве. По телефону справилась в ЦК, когда же мне прийти за ответом, так как я должна уехать в Норвегию. Мне ответили, что приходить незачем, так как «дело» выяснено и снято с меня…»

Сталин выполнил свою часть обязательств. Она — свою.

Благополучно вернувшись в Осло, Александра Михайловна записала в дневнике: «Я рада, что в Москве повидала Александра Гавриловича и Медведева, и в этот раз встреча была хорошая, товарищеская. В прошлый приезд у них в отношении меня был злобно-иронический тон:

— Вам, товарищ Коллонтай, значит, нравится ваша «почетная ссылка»?

Или:

— Конечно, вы теперь на большом посту, где же вам со старыми товарищами дружбу водить!

Это было очень неприятно и несправедливо, да и не похоже на всегда доброго Александра Гавриловича, которого мы в годы эмиграции звали «золотое сердечко». Но, конечно, это всё влияние Медведева. Не люблю его».

К этой теме она вернется не раз: «Но пережить пришлось много и глубоко. Было много тяжелых встреч с товарищами. Дороги разошлись. Александр Гаврилович Шляпников меня не понимает и считает «карьеристкой». Это больно».

В 1923 году Шляпникова утвердили членом редколлегии Госиздата. На следующий год отправили советником посольства во Францию. Но в отличие от Коллонтай дипломатическая стезя его не влекла. Скучал вдали от России, жаждал возвращения к активной жизни. В 1924 году его вернули в Москву. Пребывание за границей никак на него не повлияло. Александр Гаврилович остался таким же бунтарем, каким был.

А пути их с Коллонтай расходились всё больше. Она понимала, что ее вывели из-под удара и что за благодеяние нужно платить. И платила.

Двадцать первого января 1924 года Ленину стало плохо, а вечером он умер. Отмучился, как сказали бы раньше. Его жизнь закончилась после страшной агонии. Владимир Ильич болел долго, сознавал свое бедственное положение и страдал невероятно.

При вскрытии обнаружилось: позвоночные и сонные артерии сильно сужены. Левая внутренняя сонная артерия просвета вообще не имела. Из-за недостаточного притока крови произошло размягчение ткани мозга. Непосредственная причина смерти — кровоизлияние в оболочку мозга.

После смерти Ленина борьба за власть в Москве обострилась. Коллонтай издалека непросто было разглядеть все ее хитросплетения и угадать исход подковерных сражений. Страной фактически правила тройка — Сталин, Зиновьев и Каменев. Из этой тройки Коллонтай предпочитала Сталина. И ориентировалась на генсека.

В июне 1924 года Коллонтай написала «Письмо другу», которое начинается обращением «Дорогой Александр». Надо понимать, это полемика со Шляпниковым. Она пыталась доказать, что теперь рабочий класс не должен вести борьбу за свои права, потому что нынче задача номер один — «поднять производительность, содействовать непрерывному нарастанию общественной прибавочной стоимости». А борьба рабочих за свои права, выходит, этому только мешает: «Тот, кто у нас будет защищать «догму» классовой борьбы, явится реакционером, врагом прогресса, врагом человечества, живущего под знаком плановости, координации сил и накопления общественной прибавочной стоимости… Ошибочен клич Бухарина — «обогащайтесь». Дело не в росте индивидуальной прибавочной ценности, а в повышении производительности… Высшая добродетель — умение повысить интенсивность своего труда до высшей точки».

Вот и всё: близкий (а еще недавно очень близкий) человек и товарищ — превратился в «реакционера» и «врага человечества». Наверное, Коллонтай и сама не заметила, как легко она предала своего любовника и единомышленника. А может быть, и понимала прекрасно, что делает. Зато спаслась! А тех, кто упорствовал, в покое не оставили.

Десятого июля 1926 года в «Правде» появилась разгромная статья «О правой опасности в партии». Сергей Медведев был обвинен в том, что призывал передать крупную промышленность страны в аренду иностранцам. Его и Шляпникова назвали идейными руководителями «бакинской оппозиции» — никогда не существовавшей.

Статья появилась по личному распоряжению Сталина. Он получил полуторамесячный отпуск и уехал из Москвы. Находясь на отдыхе, 26 мая 1926 года написал Молотову: «Надо напомнить Бухарину о статье против «Рабочей оппозиции». Откладывать дальше нельзя. Надо написать ее незамедлительно. Нам выгоднее, чтобы она была написана Бухариным…»