Леонид Млечин - Коллонтай

Сколько «обстановок» мы переменили за тридцать три года совместной жизни: и женевская мансарда, и рабочие квартиры в Вене и Париже, и Кремль, и Архангельское, и крестьянская изба под Алма-Атой, и Принкипо, и Франция… Я легко мирюсь с грязью и беспорядком вокруг — Н. никогда. Она всякую обстановку поднимет на известный уровень чистоты и упорядоченности и не позволит ей с этого уровня спускаться. Но сколько это требует энергии, изобретательности, жизненных сил!.. Прожили мы с Н. долгую и трудную жизнь, но она не утратила способности и сейчас поражать меня свежестью, цельностью и художественностью своей натуры».

Девятнадцатого июня 1935 года они прибыли в Осло. Визы им выдали только на полгода — и с условием воздержаться от политической деятельности. Норвежские власти попросили их поселиться в деревушке подальше от столицы.

«Газеты без труда раскрыли наше убежище, — записал в дневнике Троцкий. — Фашисты устроили митинг протеста под лозунгом: «Чего глава мировой революции хочет в Осло?» Одновременно сталинцы объявили меня в тысячу первый раз главой мировой контрреволюции».

Знаменитого гостя заехали проведать Мартин Транмель, главный редактор газеты Норвежской рабочей партии, и министр юстиции Трюгве Ли, будущий Генеральный секретарь ООН. Министр Ли уверял, что советское правительство даже не пыталось помешать переезду Троцкого в Норвегию.

Но и здесь изгнанник не задержался. Сталин никогда не выпускал его из поля зрения. Нужен был только повод. Он нашелся — в Москве состоялся суд над бывшими членами политбюро Зиновьевым и Каменевым. На процессе Троцкого называли организатором террора.

Секретарь ЦК Лазарь Каганович, который на время отпуска вождя оставался в Москве «на хозяйстве», переслал находившемуся на отдыхе Сталину проект заявления советского правительства относительно Троцкого. Сталин потребовал атаковать «верхушку норвежской рабочей партии»: «Этой норвежской сволочи надо бросить в лицо открытое обвинение в поддержке уголовно-террористических замыслов».

Двадцать седьмого августа 1936 года советское правительство потребовало от норвежского правительства лишить Троцкого права убежища. Утвержденный Сталиным текст официального заявления гласил:

«Можно считать установленным, что проживающий в Норвегии Л. Троцкий является организатором и руководителем террористических действий, имеющих целью убийство членов Советского правительства и вождей советского народа…

Советское правительство полагает, что дальнейшее предоставление убежища Л. Троцкому, организатору террористических действий, может наносить ущерб существующим между СССР и Норвегией дружественным отношениям и противоречило бы современным понятиям о нормах международных отношений.

Можно по этому случаю вспомнить, что, в связи с убийством югославского короля Александра и французского министра иностранных дел Барту, отношение правительств к подготовке на их территории террористических действий против членов других правительств было предметом обсуждения в Совете Лиги Наций 10 декабря 1934 года, когда была констатирована обязанность членов Лиги Наций помогать друг другу в борьбе с терроризмом и даже было признано желательным заключение с этой целью международной конвенции.

Советское правительство рассчитывает, что Норвежское правительство не преминет принять соответствующие меры для лишения Троцкого дальнейшего права убежища на норвежской территории».

Полпред в Норвегии Игнатий Семенович Якубович 29 августа 1936 года передал текст заявления советского правительства в министерство иностранных дел. Правительство Норвегии не рискнуло ссориться с Советским Союзом. В первых числах сентября Троцкого интернировали, 19 декабря выслали из страны.

«Норвежское правительство интернировало меня по обвинению в том, что я веду литературную работу в духе и смысле Четвертого Интернационала, — записал в дневнике Лев Троцкий. — Мы с женой выехали из Норвегии после 4-месячного интернирования на танкере «Руфь». Подготовка к отъезду была произведена в совершенной тайне. Норвежское правительство, насколько я понимаю, опасалось, как бы танкер не стал жертвой моих политических противников… Для контроля нас сопровождал старший полицейский офицер».

Троцкий несколько раз пытался приехать в Англию. Об этом стало известно совсем недавно, когда англичане рассекретили документы министерства иностранных дел. Его просьбу поддерживали выдающиеся писатели Бернард Шоу и Герберт Уэллс, но британское правительство не хотело раздражать Советский Союз, принимая злейшего врага Сталина. Приют Троцкий нашел только в Мексике, далекой от основных политических битв того времени. Когда в 1937 году Троцкий приехал в Мехико, его поселил в своем доме выдающийся мексиканский художник и коммунист Диего Ривера.

Когда в Советском Союзе развернулись коллективизация и раскулачивание, что обернулось уничтожением крестьянства, Александра Михайловна отправила Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник необычно печальное послание: «Тяжело, трудно жить — не потому лишь, что всё страшно, текуче, неустойчиво и неопределенно, что себя всё время чувствуешь пылинкой, которую кружит ветер-великан. Нет, самое мучительное это то, что сейчас сумма страданий умножилась, что уже очень высока цифра слагаемого человеческих мук и горя…

Сама же стоишь невероятно беспомощная. Вот эта беспомощность отвратительна и мучительна. Раньше видела способ борьбы, раньше были слова утешения. А сейчас знаешь — это неизбывно. Это надолго. Целое поколение, может, два, три поколения вынуждены будут жить под этим знаком страдания. Пока не родится новое. Новая жизнь во всех областях, а с ней и новый человек… Говорю о заветном».

Некоторые исследователи полагают, что ее слова — реакция на происходящее в России. В ту пору, конечно, очень немногие ездили за границу. В основном это были «проверенные товарищи». И совсем единицы рисковали хотя бы вполголоса делиться тем, что творится на родине. Но у Коллонтай было очень много знакомых.

После рассказа приехавшего из Москвы гостя о том, как в процессе коллективизации выселяли в Сибирь кулаков («Подлое вышло дело, просто смертоубийство. Везли в товарных вагонах, навалили в них народ, как баранов, — детей, стариков, больных и калек. Мороз такой, что младенцы у груди матери замерзали. Сколько за дорогу трупиков ребят из вагонов прямо в снежные сугробы выкидывали»), Коллонтай записала в дневнике: «Гость уехал, а я после его рассказов не сплю по ночам, всё мне мерещатся матери с замерзающими младенцами и другие ужасы».

Задача колхоза состояла в том, чтобы заставить крестьян за бесценок сдавать государству абсолютно всё, что они выращивали.