Михаил Макеев - Николай Некрасов

Учебное заведение, в котором будущий поэт получал знания, не представляло собой ничего выдающегося. Порфирий Иванович Мизинов, преподававший в ярославской гимназии в 1880—1890-е годы, реконструировал ее облик того времени, когда в ней учился Некрасов:

«Ярославская гимназия помещалась в собственном двухэтажном каменном доме, стоявшем на месте нынешних Спасских казарм. На вывеске золотыми литерами были изображены слова: «Губернская гимназия».

Двор гимназический не предназначался для ученических прогулок в перемены, потому что, по воспоминаниям Горошкова, перемены были небольшие, такие, что учителя едва могли сменить один другого. В некоторые, например в царские [11] Дни празднования торжественных событий жизни царствующей семьи: восшествия на престол и коронования императора, рождения и тезоименитств императора, императрицы, наследника престола и т. п. , дни гимназический дом принимал торжественный, блестящий вид: канцелярская комната, директорские «камеры», «камеры классические» в эти дни освещались по окнам сальными свечками, по тротуарам горели десятками плошки.

В каждом классе, кроме длинных ученических парт, на которых сидело по нескольку учеников, помещался запиравшийся замком учительский стол и около березовый стул для учителя; в классах были с приделанными к ним ящиками классные доски, мел с которых стирался постоянно «фризом», или сукном; кроме этих больших досок, в классах для некоторых уроков (напр., латинского) были сделаны еще добавочные малые доски.

Классы иногда окуривались курительным порошком из медной курильницы; в одной из комнат висели стенные часы металлического устройства. Парадные сени освещались лампами, в которых горело постное масло; в гимназии, наконец, кроме квартир и классных комнат, существовали еще отдельно физический и минералогический кабинеты и особая комната для рисования с крашеными стульями и особыми приборами для рисования больших картин».

В гимназии преподавались Закон Божий, низшая и высшая части математики, словесность, география, история, статистика, латынь, немецкий и французский языки, черчение и рисование. Затем к этим предметам прибавились логика, минералогия, зоология, физика, греческий язык. Поскольку на время учебы Некрасова в гимназии пришлась гимназическая реформа, по которой обучение из четырехклассного стало семиклассным (это никак не сказалось на программе), то после окончания первого класса братья были переведены сразу в четвертый.

Атмосфера в гимназии, видимо, была неплохая, о чем говорит наличие совместных мероприятий во внеурочное время, чаще всего представлявших собой прогулки за город и по Волге. М. Н. Горошков вспоминал: «Большей частью гуляли мы в Полушкиной роще. Соберутся, бывало, своекоштные (то есть содержавшиеся за свой счет. — М. М.) ученики, воспитанники Сиротского Дома (Дом призрения ближнего) со своим надзирателем, и все отправятся в рощу. Бегаем там, играем в лапту и в городки. Когда подходишь из Ярославля к роще, то поправее ее есть площадка, где и происходили игры. Тут, около площадки, помню, была сосна, которая долго существовала и после. Соберемся мы около этой сосны и стреляем в нее пулями из захваченных нарочно для этого из дому пистолетов. И теперь, если только цела она, то в ней сидит, вероятно, немало наших пуль. Гуляли мы и в осиновой рощице около берега Волги. Теперь у Полушкиной рощи уже нет этой осиновой заросли, вся она вырублена, и место расчищено, но в наше время она была еще цела. В рощу ездили мы иногда на лодках, которые брали у перевоза в Ярославле, иногда ходили туда пешком. Во время поездки в лодке распевали мы песни, самая любимая, помню, была:

Пели все, кто хотел и кто мог петь. На обратной дороге из рощи затягивали обыкновенно «Вниз по матушке, по Волге»…»

Случались во внеклассное время и коллективные побоища между гимназистами и семинаристами, но только в первый год обучения Некрасова в ярославской гимназии. По свидетельству его соученика, тот с удовольствием участвовал в прогулках и других развлечениях. Он был неплохим товарищем, дружба с которым ценилась другими гимназистами: «Мы, товарищи, очень любили Николая за его характер и особенно за его занимательные рассказы: всё, бывало, рассказывает он нам эпизоды из своей деревенской жизни». Проблем во взаимоотношениях Некрасова с товарищами Горошков не запомнил.

Отношение Некрасова к учебе было иным. Поначалу, в первом классе, он превосходил старшего брата, учился достаточно усердно, мало пропускал занятия, и его оценки вполне порядочные. Тот же Горошков вспоминал: «В обоих братьях сразу бросалась в глаза большая разница: Андрей был вялого характера, часто казался он почти больным, учился по всем предметам плохо. Бывало, учитель российской словесности Туношенский спросит его заданный урок, а он флегматично отвечает: «Учил, да не выучил». Что же касается до другого брата, Николая, то он учился хорошо и часто сидел на первых партах. Ученики в то время ежемесячно рассаживались на места по успехам: кто был успешнее, того сажали в первые ряды. И Некрасов Николай, я помню, сидел около меня то на первой, то на второй парте». Однако в последующие годы он стал учиться намного хуже, сравнявшись в этом отношении с братом Андреем: оба были оставлены на второй год (а в пятом классе Николай оставался даже три года). Причиной, конечно, было отсутствие у ученика склонности к овладению знаниями и серьезных внутренних и внешних стимулов к достижению успехов в учебе. Видимо, отец не проявлял большой заинтересованности в результатах и не требовал от сыновей отличных оценок, относясь к образованию вполне формально. Видимо, и сама система гимназического обучения не стимулировала серьезное отношение Некрасова к образованию.

Это не значит, что ярославская гимназия была плохая — скорее средняя, обычная. Среди учителей встречались и персонажи вроде учителя греческого языка Миляева, который летом 1836 года был схвачен дозором полиции «за некоторые грубости, которые, вероятно, произошли оттого, что он находился не совсем в трезвом виде», и фигуры, подобные выпускнику Московского университета учителю географии и истории Павлу Марковичу Нечаю, о котором выпускники вспоминали с уважением и благодарностью.

Для Некрасова (как, впрочем, для любого ученика в это время) гимназическая жизнь явилась первым опытом инициации, посвящения в верноподданные. Здесь он сталкивается не просто с дисциплиной, но с обязательными атрибутами и ритуалами: портретом государя на стене, необходимостью его прославления, официальными запретами на определенные высказывания и поступки. Ярославская гимназия была в этом отношении не хуже и не лучше любой другой гимназии Николаевской эпохи, в той же степени принуждала учеников к лицемерию, обычному для законопослушного подданного. Судя по характеру Некрасова, мальчик негативно относился к принуждению. Имело место и асоциальное поведение, хотя о каких-то его политических выходках в воспоминаниях ничего не сказано, и вряд ли они могли быть. Появилась, скорее, типичная ненависть к школьной премудрости и принципам поведения в учебном заведении и только косвенно — к той системе, порождением и воплощением которой была гимназия.