Леонид Млечин - Алиби для великой певицы

Если отец заглядывал в его школьные тетради и видел ошибку, то прибегал к иному средству воспитания — запирал в комнате и заставлял переписывать одно и то же слово тысячу раз.

— И при этом отец строил весьма амбициозные планы в отношении меня. Представляешь себе, он хотел, чтобы я стал адвокатом или государственным чиновником, — рассказывал Юрген.

— Типичная мечта маленького человека в буржуазном обществе.

При полном отсутствии тепла, нежности и доверия от детей ждут карьеры.

В один прекрасный день Юрген просто ушел из дома.

Габриэле не знала, как ей отнестись к откровениям Юргена. Она выросла в благополучной семье. Мысль о карьере не вызывала в ней отвращения, хотя сама она еще не решила, кем ей хочется быть — домохозяйкой или самостоятельной деловой женщиной.

Отпустивший бороду Юрген чувствовал к Габриэле невероятное доверие. Возможно, он разоткровенничался впервые в жизни.

— Я был невероятно застенчивым подростком и страдал от первой неразделенной любви. Я мечтал изменить мир и вступил в студенческую коммуну, как раньше монахи вступали в орден.

Габриэле трудно было представить себе, как это люди живут все вместе в одной комнате, готовят на одной кухне, и у них все общее, ничего своего. Неужели и зубные щетки тоже общие, подумала она.

— Я жил в коммуне, которая не имела никакого отношения к политике, — Юрген продолжал рассказывать. — Жили совершенно беспорядочно, а чтобы решать проблемы, которые постоянно возникали, мы курили травку или отправлялись путешествовать. Я был так же далек от политики, как и провинциальный священник. Но мы уже ощущали себя членами одной группы: одинаковый вид, любовь к одной и той же музыке, одинаковые привычки, ключевые словечки и лозунги.

— А на что же вы жили? — спросила практичная Габриэле.

— Иногда работали, иногда занимались незаконными сделками. Продавали наркотики, — пояснил Юрген. — Когда возникали конфликты, мы хватались за сигареты с травкой.

— Травка — это марихуана? — переспросила Габриэле.

— Да. Травка здорово помогает, если все не ладится и у тебя плохое настроение.

Юрген чувствовал себя взрослым и опытным рядом с наивной и ничего еще не знавшей Габриэле.

— А вообще мы пытаемся строить коллективную форму жизни для себя и для общества, которое будет брать пример с нашей коммуны, — Юрген добрался до вопроса, который его больше всего интересовал в отношениях с Габриэле. — Нам до смерти надоели парные отношения, когда один партнер рассматривает другого как частную собственность.

Правда, Юрген умолчал, что беспорядочная любовь заставляла коммунаров часто обращаться к врачам. А Габриэле была еще слишком наивна, чтобы сама об этом догадаться.

— Приходи к нам, — еще раз повторил Юрген, когда они остановились у дома, где Габриэле снимала комнату. — Мы встречаемся почти каждый день в пивном погребке в студенческом общежитии. Тебе нужно приобщиться к современной, самостоятельной жизни.

Габриэле не знала, как вести себя с Юргеном, и долго колебалась, идти ей или не идти в погребок. А спустя две-три недели она встретила Юргена на занятиях, которыми он обычно пренебрегал. Он совсем на себя не походил: сбрил бороду и надел белую рубашку, чего с ним раньше не случалось.

Юрген отвел Габриэле в сторону и рассказал, что с ним произошло.

В коммуне анархистов появился парень по имени Хорст, который признался, что он принадлежит к боевой революционной группе. Он спросил, кто готов помочь ему, и Юрген — под восхищенными взглядами остальных коммунаров — поднял руку.

— Когда тебя охватывают страх и неуверенность, надо их преодолеть, — объяснил Юрген. — Я понял, что должен действовать, чтобы перестать бояться.

Юргену поручили снять конспиративную квартиру и купить машину. Квартиру он подыскал в сравнительно удобном районе, подержанный «Ауди» купил задешево, но гараж по глупости снял за городом, поэтому им приходилось полчаса ехать на поезде, если требовалась машина. Впрочем, машину они в основном использовали как склад.

— Пистолету нас был один — «кольт», который использовался в качестве реквизита в городском театре и который переделали в боевое оружие, — рассказал Юрген. — С «кольтом» ходил Хорст, который был в розыске.

Однажды мы ехали в машине, когда по радио передали, что ограблен банк, продолжал Юрген. Вместо того, чтобы выйти из машины и ехать дальше на поезде, мы ехали дальше, пока не увидели, что дорога перекрыта и полиция проверяет документы.

— Хорст выхватил пистолет и собирался прорываться с боем. Представляешь себе? — возбужденно говорил Юрген. — На я схватился за руль, и мы съехали на обочину. Я вышел из машины. Я испугался не только полиции, но и самого Хорста.

Юрген внимательно наблюдал за лицом Габриэле.

— Я ушел из группы, — добавил Юрген.

Габриэле, скорее, сожалела, что ее поклонник оказался столь робкого десятка, но она сочла своим долгом заметить, что Юрген, конечно же, был прав. Впрочем, по ее тону он понял, что ее интерес к нему иссяк.

Впредь Габриэле держалась в стороне от радикальных сокурсников. Она еще только вступила на новый путь, достойный современной немки, и, преодолевая себя, шла от образцовой домохозяйки к интеллектуальной женщине.

Друзья звали ее Габи. Она любила шить и вязать, хорошо готовила и некоторое время всерьез раздумывала над тем, не стать ли ей преподавательницей домоводства. Вечерами она читала Гельдерлина и Стефана Цвейга, играла на пианино Шуберта, Шумана и Шопена.

Профессору Менерту нравилась эта серьезная девушка, которая действительно интересовалась наукой. Ему нужны были помощники и единомышленники. Как и профессор, она придерживалась консервативных взглядов и вступила в Христианско-демократический союз.

Когда Габриэле заканчивала курс, профессор Менерт предложил ей неожиданную тему для докторской диссертации — «Политическая роль женщины в ГДР». Габриэле понравилось это предложение.

— У меня есть родственники в восточной зоне, — сказала она. — К Рождеству мои родители посылают им продуктовые посылки и зажигают свечи на подоконнике за братьев и сестер в советской оккупационной зоне. Родственники живут в Лейпциге. 51 могу поехать к ним.

— Не в восточной зоне, а в Германской Демократической Республике, — поправил ее Менерт. — Привыкайте относиться к ГДР не как к временному образованию, а как к государству, которое будет существовать очень долго.

Родственники быстро прислали приглашение, и в начале мая 1968 года Габриэле приехала в ГДР с чемоданом подарков. Встретили ее неплохо.

— Мы предоставим вам полную возможность побеседовать с нашими передовыми женщинами, и вы сами все увидите, — сказали ей в ректорате лейпцигского университета.