Христофор-Людвиг фон Иелин - Записки офицера армии Наполеона фон-Иелина

В Минске мы встретились с обер-офицерами, выехавшими позднее нас из Вильны и прибывшими на несколько дней раньше; но и они не были довольны своим путешествием.

Транспорт поместили на квартире у еврея, что было для нас чрезвычайно неприятно, потому что здесь было не так удобно готовить себе пищу, как при расселении по нескольким квартирам. Здесь мы провели неделю, пока праздновалась русская Пасха, и успели на досуге осмотреть город и соскучиться. Минск — довольно обширный губернский город, но большинство домов плохо построены и расположены. Церкви очень хороши. Больше всего мне понравился собор, где я несколько раз присутствовал на очень торжественном богослужении. Под собором находится красивый склеп, где, как делается у католиков, изображен Святой гроб, что произвело на меня очень приятное впечатление; но я ни за что не решился бы поцеловать деревянное изображение Христа, лежавшее на ковре перед могилой, рядом с кружкой для пожертвований: сколько тысяч разного народа уже прикасалось губами к этому изображению!

Православные крестные ходы, один из которых я здесь видел, мало чем отличаются от католических.

Евангелическая церковь, где я был несколько раз, очень маленькая, но очень изящна и выстроена на средства русской государыни (супруги императора Александра).

Нас поразило, что за всю неделю Пасхи мы не видали ни одного еврея на улице, хотя здесь также очень много евреев. Наш квартирохозяин ответил на мой вопрос, что на Пасхе ни один еврей не смеет попадаться на глаза русским, если не хочет быть избитым, «из-за старой истории, будто бы случившейся в Иерусалиме».

В Вильне мы обольщали себя надеждой, что, может быть, нас поселят где-нибудь недалеко от Минска, но тут мы скоро узнали, что всех пленных отправляют в Тамбовскую губернию, и это нас поразило как громом.

Русский офицер, доставивший партию сюда, передал нас другому — ополченцу, подпоручику Ивану Михайловичу, — не говорившему ни по-немецки, ни по-французски и едва умевшему подписывать своё имя; поэтому свои желания нам приходилось выражать ему пантомимой.

28 апреля мы прибыли в Смиловичи, на речонке того же названия, плохой еврейский городишко. Хотя погода нам все время благоприятствовала, все — таки путь был очень скучен, потому что дорога шла большей частью по громадным хвойным лесам, где нам попадалось много ульев. Ульи эти состоят из колоды вышиной в четыре, пять футов, выдолбленной внутри и заделанной сверху и снизу дощечками. Внизу оставляется маленькое отверстие, как в наших ульях, чтобы пчелы могли прилетать и улетать. Расставляются они также очень странным образом: на высоте 15–20 футов устраиваются вокруг толстого дерева подмостки, так что по ним свободно можно обходить вокруг ствола. Здесь устанавливаются ульи, по 6–8 штук на каждых подмостках. Поляки не прилагают к пчеловодству никаких трудов, только выставляют пустые ульи, а полные уносят домой. Когда пчелы роятся, избранная царица пчел отыскивает такой пустой улей и там поселяется со своим роем; так как ульи никогда не пустуют, то безразлично, откуда прилетел рой, и право собственности оспаривать не приходится. Медведи очень опасны для таких ульев, и чтобы избавиться от них, поляки обсаживают дерево терновником, мешающим медведям влезать на деревья.

В этих громадных лесах мы видели много волков, редко, однако, нападающих на людей, если их не принуждает к этому отсутствие всякой другой пищи. Но все-таки испытываешь жуткое чувство в соседстве с этими дикими зверями.

Редко попадавшиеся по дороге деревни были еще по большей части покинуты жителями, и убогие соломенные крыши плохеньких изб сожжены располагавшимися поблизости биваками.

30 апреля мы переночевали в деревне Лиды, а 1 мая 1813 г. прибыли в большую деревню Якшицы. По дороге нам пришлось переправляться через Березину, здесь не широкую, но сильно прибывшую, на плохом пароме, состоявшем из двух круглых бревен, выдолбленных как корыто и связанных веревками. На них лежало несколько досок: через реку был протянут канат, к которому был прикреплен этот утлый плот, чтобы паромщик мог его перегонять с одного берега на другой. Первая партия была переправлена благополучно, но когда вторая, немного большая, доплыла до средины реки, выдолбленные бревна наполнились водой, так что мы стояли уже по колена в воде. Тут уже все принялись за работу, и, к счастью, когда паром совсем погрузился в воду и натянутый через реку канат готов был лопнуть, мы были уже почти у берега. После того нам, промокшим насквозь, пришлось еще идти с четверть часа пешком, пока мы добрались до места стоянки. Так как большая дорога на Бобруйск идет по правому берегу Березины, нам пришлось на следующий день переправляться через реку обратно в том же самом месте, но тут уже мы были осторожнее во избежание повторения неприятного приключения, пережитого нами накануне.

2 мая 1813 г. мы прибыли на стоянку в Остров, маленькую деревушку, т. е. нашли приют под крышей, где оказалось еще немного соломы, но о пище приходилось позаботиться самим.

3 мая мы пришли в Свислочь, небольшой городок на Березине, 4-го в Галинку, маленькую деревушку, и 5 мая в Бобруйск, где были довольно удобно помещены у еврея. И здесь у нас вышел спор с нашим хозяином, не позволявшим нам разводить огонь, не дававшим кухонной посуды, пока мы не обратились к своему конвойному офицеру, и тот несколькими ударами нагайки не призвал еврея к порядку.

В том же доме жило польское семейство. Муж, кажется, служил в какой — то канцелярии. Добрые люди сжалились над нами и часто присылали нам разную провизию, которая тут была очень дорога.

Бобруйск — маленькая крепость, расположенная среди песчаной равнины. С одной стороны перед ней река Березина и большие болота, но с другой стороны, откуда ее осаждал во время войны польский генерал Домбровский, ее легко можно бы было взять, потому что все укрепления возведены из песка и очень непрочны. Кроме того, деревянные дома города примыкают вплотную к укреплениям, что весьма нецелесообразно в крепости, потому что их легко поджечь, и пожар будет мешать защите главного вала. Прожив здесь пять крайне скучных дней, 10-го мы снова выступили в путь на Михайлово, маленькую деревушку, где ночлег был положительно невозможный, так что многие товарищи решили расположиться биваком; но так как мы имели право требовать себе более удобного приюта, то я в сопровождении еще нескольких человек отправился в ближайшую усадьбу, где поместился русский офицер, и мы также расположились там. Помещик оказался любезным человеком; нам была сейчас же отведена комната и предложен хороший ужин. 11 мая 1813 г. мы пришли в местечко Старопоболово, где переменили лошадей, и двинулись дальше к деревне Усперову, где ночевали.