Христофор-Людвиг фон Иелин - Записки офицера армии Наполеона фон-Иелина

25 июня утром мы проходили через торговое местечко Багим, где была ярмарка, и мы все купили для себя нательные кресты. В деревне, где мы остановились на ночлег, мы попали к добродушным крестьянам, не бранившим нас и за деньги снабдившим кое-какой провизией.

Вечером прибыл русский офицер с остававшимися в Гавриловке товарищами, не успевшими, однако, похоронить утонувшего друга, долго не получая ответа от губернатора.

26 июня остановились мы в Мучелеске, татарской деревне, каких очень много в Пензенской губернии.

Татары гораздо добродушнее и гостеприимнее русских: когда мы вошли в отведенное нам помещение, хозяйка принесла и поставила на стол с большой учтивостью хлеб-соль, что у них означает «добро пожаловать», поэтому считается большой обидой, если не отведать хлеба сейчас же. Хозяйка внимательно следила за нами, приветливо улыбнулась, когда мы отрезали себе по куску хлеба и сделалась еще приветливее, увидав, что мы не перекрестились, как русские, прежде чем начать есть. Она подсела к нам на скамью и хотела вступить с нами в разговор. Но так как татары говорят на языке, совершенно непохожем на русский, то мы могли объясняться только пантомимой. Увидав, что мы с удовольствием едим хлеб (мы были голодны), она встала, открыла большую печь и поставила на стол полный обед. Наконец пришел сам хозяин, жена сейчас же отвела его в сторону и рассказала ему о нас, после чего он также дружелюбно нам улыбнулся и тоже подсел к нам. Когда перед уходом мы хотели расплатиться, они отказывались от денег, пока мы не объяснили им, что это не плата, но благодарность.

Простившись 27 июня 1813 г. с нашими радушными хозяевами, мы поехали дальше в деревню Каменку, где почти везде на свои просьбы получали ответ: «нету».

28 июня мы прибыли в плохое село Константиновку. В этой местности мы обратили внимание на безрогих коров. Мы ощупывали у некоторых головы, но нигде не обнаружили признаков рогов. Вид получается странный и некрасивый.

29 июня 1813 г. мы прибыли в Пензу, большой губернский город. Здесь нас встретили приветливо и разместили в хороших домах. Я и мои артельные товарищи попали к старшему лесничему, Клев-Громову; нам отвели большую хорошую комнату, но больше ничего не дали. Зато здесь нам была сообщена радостная весть, что мы будем распределены в этой губернии.

Пенза лежит в красивой местности на реке того же названия; здесь живет много состоятельных помещиков, и жители оказались гораздо приветливее, чем в других местах.

Тут проживало несколько человек немецких ремесленников, между прочим — пензенский портной, баденец, оказавший много дружеских услуг своим соотечественникам. Те по возвращении сообщили о нем великому герцогу, и он по-княжески его наградил.

Город вытянулся в длину; все улицы, кроме главной, немощеные, как в большинстве русских городов, и после дождя положительно непроходимы. Однако, во всех более значительных городах передвижение облегчается, благодаря извозчичьим дрожкам, везущим вас куда угодно за ничтожную плату. Есть здесь также рестораны и бильярды, но очень плохие.

По истечении 18 дней, довольно приятно прожитых нами в Пензе во время ярмарки, все пленные были вытребованы в полицию. Те, кто не получили разрешения губернатора, князя Голицына, остаться здесь, были распределены по уездным городам и отправлены на следующий день в Краснослободск, Городище и Саранск.

Мы, оставшиеся от нашего первоначального транспорта, попали в Саранск и, совершив путешествие туда в три дня, 18-го вечером, еще засветло, прибыли в этот город. Здесь всем нам были отведены хорошие квартиры, и жители оказались очень радушными и приветливыми.

Полицмейстер Иван Яковлевич Этсукот был прекрасный человек; он уже раньше получил извещение о нашем прибытии и заранее распорядился, чтобы нам были отведены удобные квартиры. Его приказание было исполнено полицией в точности. На следующий день мы, все офицеры, хотели поблагодарить полицмейстера, но он уже уехал. Старый француз, гувернер детей его, принял нас очень любезно и обещал известить нас о приезде полицмейстера. Через несколько дней мы получили приказ явиться к нему, к 10 часам утра. Мы оделись как можно лучше и пошли. Он принял нас очень предупредительно, выразил сожаление, что мы не застали его дома, когда являлись представиться, и потом пригласил всех обедать.

До обеда мы выпили еще по несколько чашек чая и выкурили по трубке турецкого табаку, при чем наш хозяин имел любезность предложить лично каждому набитую трубку. В двенадцать часов слуга подал хорошую наливку, что принято у русских для возбуждения аппетита; потом сели за стол. Полицмейстер, говоривший только по-русски, сидел на верхнем конце рядом с французом, жена его с детьми — на нижнем, а мы, офицеры, по обеим сторонам стола. Обед был прекрасный и пили только вино. За десертом слуга подал полицмейстеру бокал шампанского, он встал, выпил за наше здоровье, а потом каждому поочередно наливали в тот же бокал, и все мы пили за здоровье полицмейстера и его жены. После обеда мы перешли в другую комнату, где уже был приготовлен кофе, выкурили там еще по трубке, выпили по несколько чашек кофе, побеседовали еще несколько времени, потом простились, и полицмейстер взял с нас обещание часто навещать его и обедать у него.

Благодаря любезному отношению к нам полицмейстера, мы познакомились и с другими дворянами, и потом ни одни именины, ни одно семейное празднество не обходилось без нашего присутствия. Простой народ держался с нами также вежливо; редко кто проходил мимо не кланяясь.

Дворяне приютили у себя некоторых из нас под предлогом обучения детей тем или иным предметам; врачи лечили и т. д. Таким образом, несмотря на свой жалкий вид, мы получили доступ в семейный круг дворян.

Жизнь была очень дешевая, так что десяти пятаков, т. е. 15 крейцеров, нам вполне хватало на день. Если мы не получали никуда приглашения обедать, мы готовили себе обед сами. Постепенно мы снова обзавелись бельем и также понемногу избавились от паразитов.

И здесь нас часто спрашивали, не хотим ли мы остаться в России; нам будут отведены земли в немецких колониях в Саратовской губернии и т. д. Однако такая блестящая перспектива не соблазнила никого из нас, и все стремились домой на родину.

О политике мы не знали почти ничего, потому что не могли читать русских газет, а то, что слышали, было совершенно извращено или ложно, благодаря слабым географическим познаниям рассказчиков.

16 августа 1813 г. открылась здешняя восьмидневная ярмарка. В городе на площади были устроены палатки. Товары были очень дешевы и хороши. Мы, пленные, все осматривали и провели это время очень весело. Главным образом, нас привлекала конская ярмарка; лошадей было очень много и среди них замечательно хорошие; были целые табуны степных коней, свободно стоявших в изгородях. Когда являлся покупатель и облюбовывал одну из лошадей, продавец садился на объезженную лошадь и выезжал за ограду. Табун сбивался в кучу, головами в средину и бил задними ногами, когда к нему кто-нибудь приближался; но у продавца на длинном шесте была прикреплена петля, он ее набрасывал на голову лошади, которую хотел поймать, и спокойно выводил ее к покупателю.