Ирина Стрелкова - Валиханов

— Какие анджанцы?

— Из Маргелана и Ташкента.

— Когда выехали из Анджана?

— Двенадцать месяцев были в России, купили товары и приехали к вам в Кашгар, узнав, что здесь хорошая торговля: купец едет туда, где может иметь выгоду.

Писцы объявили, что спрос будет отправлен амбаню. Назавтра другой спрос — у доргабека, чиновника при хакимбеке, в чистых и богатых покоях с решетчатой стеной, сквозь которую виден сад. Доргабек вышел к ним в китайском мандаринском костюме, в шапке с красным шариком — чин первого класса.

— Когда выехали из отечества?

— Двенадцать месяцев.

— С какой целью приехали?

— С торговой.

— Что вас заставило приехать в страну незнакомую, отдаленную, подвергаться опасности как от киргиз, так и от суровой природы?

— Хотели открыть дорогу. По этой дороге сейчас никто не ездит, а наши отцы ездили.

— Как смели вторгнуться в пределы империи, не объявив о себе в пикет? — Этот вопрос доргабек задал, держа перед собой донос толмача.

— Если офицер отлучается с поста, а толмач не умеет писать — не наша вина.

— Если вы анджанцы, отчего не пришли по пути, открытому для вашей нации? Если вы русские, отчего нет видов от вашего правительства, тогда бы мы поверили.

— Здесь русской торговли нет.

— Сколько пути от Семипалатинска?

— Шестьдесят пять дней.

— Кто есть на Иссык-Куле? Бывают ли русские? Строят ли дома?

— Нет.

— Зачем так близко идут к нам?

— Как близко? Русские имеют города и поселения в четырех днях пути от китайской границы.

— Где же это?

— В Илийском округе.

— Есть между вами русские?

— Нет.

— Зачем привезли так много оружия?

— Какого оружия?

Оказалось, что оружием посчитали железные заступы. Вот, значит, почему взяли образчик для амбаня. Пришлось объяснять, что делают заступом.

Вечером пошли за советом к Насреддину-датхе. Он ругательски ругал китайцев и обещал, что волос не упадет с головы его старого друга Мусабая. Пришел Хусамеддин и стал звать Алимбая на пирушку. Чокан делал вид, что тает от восторга. Ему было не до пирушек. Что-то сулит завтрашний день?

Назавтра Мусабай приказал начинать торговлю. Иностранные купцы в Кашгаре нанимали лавки в особых сараях. Семипалатинский караван вывез свои товары в одиннадцать лавок сарая «Кунак». Торговля сразу пошла бойко, потому что после восстания Валихана-тюря караваны из Кокапда в Кашгар не ходили, семипалатинский был первым, привезшим товары в столь большом количестве, причем такие пользующиеся большим спросом русские товары, как ситец ивановских фабрик, рижский бархат, тульские самовары… Торговля скотом велась в Кашгаре на особом базаре. Слухи о высокой цене на скот полностью подтвердились, бараны шли по ползолотого за голову.

Мусабай вел оптовую торговлю и набивал цену, расписывая трудности пути и утраивая число погибших в горах верблюдов и лошадей. Кашгарские маргеланцы и ташкентцы, давние знакомые Мусабая и его родичи, удивлялись и цокали языками: вай-вай. Но тут опять нагрянули чиновники с шариками на шапках: приезжих требует к себе амбань.

Чокан видел, что его сотоварищи впали в уныние. Ехать пришлось под конвоем чиновников. Летняя резиденция амбаня находилась за городом. Там стояли нарядные палатки и еще какие-то странные сооружения.

— Виселицы. — Едущий рядом с Чоканом ташкентец Мухаммедразык обмяк и покачнулся в седле.

— Если нас и повесят, то не китайцы, — утешил Чокан. — Они нас отдадут кокандцам…

Их ввели в самую большую палатку. В четырех креслах сидели четыре мандарина. Два с красными шариками, два с синими. Купцы поклонились, сложив руки на груди. Главный мандарин — с красным шариком — что-то быстро сказал по-китайски. Это и был амбань. Чокан услышал рядом вздох облегчения. Понимавший по-китайски Мухаммедразык перестал дрожать и потихоньку шепнул Чокану:

— Амбань сказал: «Это не русские и не татары, а анджанцы».

Благодарить за спасение следовало аксакала Насреддина-датху. Он дал амбаню письменное поручительство за всех, кто пришел с его старым другом Мусабаем.

Переводчик амбаня, тощий кашгарец, путался, переводя Мусабаю вопросы старого мандарина. Караванбаши сказал, что много раз ездил в Кульджу и умеет говорить по-китайски. Амбань долго расспрашивал Мусабая, какой дорогой ехали, какие товары привезли, и велел принести все товары сегодня же во дворец хакимбека.

Вышли, не помня себя от счастья, поскакали на свое подворье, впервые за все дни в Кашгаре поели с аппетитом и поспешили с товарами во дворец хакимбека.

Хакимбек и беки жили в особом городке за высокой стеной. Въехав в большие ворота, увидели направо мечеть, а налево башню, где помещались музыканты с длинными медными трубами и китайскими флейтами. Они услаждали слух хакимбека и беков — было время обеда. Вторые ворота оказались поменьше, возле них стояла караульная будка, в ней сидели солдаты, на степе будки висели ружья, сабли и дубины. Во втором дворе под присмотром двух писарей томились люди, пришедшие с просьбами к хакимбеку. Третьи ворота оказались совсем маленькими, ярко раскрашенными. За ними открылся дворик с дворцом посередке, выстроенным в китайском вкусе, с небольшой мечетью и домами беков.

Купцов ввели во дворец, в темную большую комнату без окон, освещенную только через двери, ведущие в другие покои.

— Ждите, пока не позовут.

Сидевший в зале молодой чиновник усердно читал книгу, не обращая на них никакого внимания. Мимо провели хихикающих красоток, где-то внутри заиграла музыка, зазвенели бубны.

— Нас скоро позовут? — спросил Чокан молодого чиновника.

Тог засмеялся. Глупый вопрос. Князь имеет обыкновение веселиться до утра.

— А нам что делать?

— Вам? Ждать, пока не позовут!

Из покоев стали появляться вдрызг пьяные шишконосны. Во дворе один мандарин свалился с лошади, слуги его подняли и положили в колымагу. Все эго, видимо, было в порядке вещей.

Когда купцов выгнали из дворца, так и не посмотрев товар, они пошли прямиком к аксакалу.

— Мы совершенно сошли с ума! — жаловался Мусабай. — В Кашгаре беков больше, чем у меня волос на голове.

— С сегодняшнего дня не ходите ни к одной из этих свиней! — вскипел Насреддин-датха. — А если кто-нибудь осмелится вам что-нибудь сказать, я при помощи аллаха оскверню дочь его и сделаю смятение не хуже Валихана-тюря! — Датха говорил не столько для купцов, сколько для сопровождавшего их соглядатая.

Очень уверенно и даже нагло держался Насреддин-датха. У Чокана потом не раз будет возможность убедиться, что аксакалы, назначаемые кокандским ханом в Кашгар, Яркенд, Хотап и другие торговые города Восточного Туркестана, обладают большой властью. Аксакалу подчинялись все иностранцы, проживающие в городе. Все купцы — индусы, персы, афганцы, армяне, бухарские евреи, татары, а также живущий в Кашгаре русский купец — беглый сибирский казак, никаких подробностей о котором Чокан в своих записках не сообщает.