Ирина Стрелкова - Валиханов

В Кашгаре он составил таблицы с ценами на русские товары при покупке их на Ирбитской ярмарке и при продаже в Кашгаре и сделал вывод, что русские товары продаются лучше английских и азиатских. Английские ситцы не могут соперничать с русскими, а что касается тканей азиатского производства, то они делаются из шелка и очень дороги, их покупают только богатые люди. Напротив того, русские ситцы, саржа и нанки доступны для всех. Однако в Москве и в Иваново-Вознесенске еще, видимо, не знают, какой узор в моде у красавиц Востока. «Если бы наши фабриканты более применялись ко вкусу азиатцев, то, конечно, английские товары были бы совершенно вытеснены. Доказательством этому служит то, что несколько лет тому назад в Бухаре и Коканде носили чалму из белого муслина, привозимого из Индии; но теперь, когда подобные муслины делаются в России, вывоз их из Индии остановился.

Сукно наше, как известно, вытеснило английское не только в Средней Азии, но и во всем Китае. Нанки фабрики Мединцовых… в большом ходу в Кашгаре и заходят в Кабул и Тибет».

Особое место Валиханов отвел в своем отчете возможности для России покупать в Кашгаре и вообще в Средней Азии хлопок. Кашгарский стоил от 1 рубля 60 копеек до 2 рублей 40 копеек за русский пуд и был, по мнению Валиханова, качеством выше, чем в Коканде, где его снимают недозрелым. Он написал в своем отчете, что производство хлопка в Средней Азии пока еще развито слабо, но в случае укрепления торговли с Россией может принять более обширные размеры.

Копии кашгарского отчета Валиханова, хранящиеся в архивах, испещрены пометами. Отчету придавалось большое политическое значение, его читали многие государственные деятели России. Пройдет несколько лет, и 20 ноября 1864 года министр иностранных дел А. М. Горчаков и военный министр Д. А. Милютин положат на стол Александра II записку о политике России в Средней Азии, где будет сказано, что новые завоевания не принесут выгоды и что надо приобретать влияние в среднеазиатских ханствах, не вмешиваясь в их внутренние дела, развивая торговлю…

Оба автора записки в свое время держали в руках отчет Чокана Валиханова.

…А над ним в январе 1859 года опять нависла смертельная угроза.

В Кашгар прибыли из Кульджи несколько купцов-кашгарцев и семипалатинские ташкентцы, караван которых отправился из Семипалатинска в Кашгар вскоре после каравана Мусабая, но через Кульджу. Они привезли все тот же слух, что при караване Мусабая есть какой-то русский.

Нормухаммед-датха смеясь сказал своему молодому другу Алимбаю-мурзе, что считает китайские слухи в высшей степени неправдоподобными. Но, кроме кокандского резидента, в Кашгаре есть амбань и хакимбек. Что предпримут они?

На пирушке один из анджанских купцов назойливо приставал к Алимбаю-мирзе с расспросами.

— Правда ли, что на урочище, где вы держите верблюдов, прячется русский офицер, который спит на железной кровати?

Чокан, конечно, не стал говорить, что на железной кровати теперь спит Нормухаммед-датха. А с урочища приехали казахи, оставленные присматривать за верблюдами, и рассказали, что к ним наведался чиновник из Коканда. Он осмотрел все юрты в поисках русского офицера, потом приказал вывести к нему всех рабочих каравана, убедился, что русских среди них пет, и уехал.

6 февраля кашгарцы праздновали свой мусульманский праздник аям. Но настроение в городе было подавленное. До кашгарцев дошел слух, что Валихан-тюря опять бежал из Коканда и находится у киргизов.

Кашгарские власти выставили на городских стенах караулы. По городу разъезжали патрули. У городских ворот усилили стражу, там постоянно стоял бек, проверяя каждого приезжающего и уезжающего кокандца. Чокан понимал, что его и Мусабая взяли на особое подозрение — как друзей аксакала, бывшего сподвижника Валихана-тюря.

Меж тем приближался следующий праздник — большой аям, или барат. В этот день правоверные творят общественное моление об отпущении грехов, собираются огромными толпами у мечетей, где варится пища для всех молящихся. В Кашгаре барат всегда праздновали очень весело. Весь город переселялся в сады, окружавшие гробницу Аппака, и стоявшую рядом мечеть. Сюда же стекались жители окрестных деревень. В садах шла бойкая торговля фруктами, сахаром, пирожками, содержатели ресторанов приезжали со своей кухней. Ночью на зданиях гробницы и мечети вспыхивала иллюминация, и до другого дня продолжалось гулянье.

Китайские власти всегда боялись этого народного праздника, собиравшего тысячные толпы. Из-за слухов о Валихане-тюря решили вообще запретить общественное моление. 5 марта кашгарцам прочли приказ хакимбека: у гробницы Аппака собираться нельзя, на улицах города собираться толпами и разговаривать нельзя, за неисполнение приказа мужчинам грозит телесное наказание, женщинам — лишение нарядов, в которые они будут одеты.

Обстановка в Кашгаре все больше накалялась.

9 марта Чокан сидел в саду Нормухаммеда-датхи, любуясь деревцами урюка, вот-вот готовыми расцвести.

— В Коканде урюк расцвел пятнадцать дней назад, — обронил Нормухаммед-датха.

Чокан понял, что к аксакалу опять приехали из Коканда. Путь занимал как раз пятнадцать дней.

— Хорошие новости, — продолжал Нормухаммед-датха. — Валихан-тюря пойман. Малля-хан отобрал у него бунчук и знамя и передал Каттахану-тюря. Отныне все ходжи каждый день три раза будут приходить к Каттахану-тюря на салям. Если кто не явится, тотчас донесут Малля-хану.

— Валихан-тюря обязан являться на салям? — поинтересовался Чокан.

— Нет… — Нормухаммед-датха помолчал и добавил: — Он сослан в Туркестан.

Что ж, хорошая новость! Но, увы, в тот же день Чокан узнал, что насчет ссылки Валихана-тюря аксакал распустил ложный слух, чтобы подготовить почву для приезда кокандского посланника в Кашгар на переговоры с китайцами. Хитрым и, конечно, коварным человеком был Нормухаммед-датха. Однако 9 марта, когда Чокан сидел у него в саду, караван Мусабая уже находился в двух днях пути от Кашгара. Чокан должен был его догнать с билетом от китайского правительства на выезд — ради билета он и оставался в Кашгаре, веселясь на прощание в доме Нормухаммеда-датхи.

11 марта Чокан вышел из дома аксакала вместе с хозяином. Их поджидала огромная толпа провожающих. Со всех сторон слышались пожелания благополучного путешествия. Нормухаммед-датха, не доверяя ни китайцам, ни кашгарским властям, самолично проводил своего молодого друга за ворота Кашгара. И мало того, он послал с караваном своего доверенного человека есаула Тохтара. Почему-то выбор Нормухаммеда-датхи остановился именно на этой чрезвычайно любопытной фигуре. Тохтар отличался фанатической преданностью делу ходжей, участвовал во всех восстаниях, начиная с восстания Джангира-ходжи, служил начальником дворцовой стражи у Валихана-тюря и, надо полагать, отрубил немало голов. А происходил он из казахов Среднего жуза, так что вполне мог догадываться, что купец Алимбай с ним одного роду-племени…