Леонид Млечин - Примаков

После института Игоря Иванова взяли стажером в Институт международного рабочего движения Академии наук СССР. В том же году он перешел младшим научным сотрудником в более крупное научное учреждение — Институт мировой экономики и международных отношений. Он учился там в аспирантуре, работал помощником директора института академика Николая Иноземцева, который, выходит, воспитал не одного, а двух министров иностранных дел.

В 1973 году Иванова взяли в Министерство иностранных дел вторым секретарем первого европейского отдела МИДа СССР. Возможно, этому способствовал тот немаловажный факт, что он женился на дочери известного дипломата Семена Павловича Козырева (однофамильца будущего российского министра), который семнадцать лет был заместителем Громыко. Тут его биография сходится с биографией Андрея Владимировича Козырева, который тоже был женат на дочери другого заместителя министра. Но обоим будущим министрам протекция понадобилась только для первого шага в дипломатии.

В том же 1973 году Иванова отправили в Испанию. У Советского Союза дипломатических отношений с Испанией, которой еще правил генералиссимус Франко, не было. Но первые шаги к налаживанию отношений уже были сделаны, в Мадриде открылось торговое представительство, и четыре года Игорь Сергеевич работал в торгпредстве в должности инженера — таково было штатное расписание. Иванов признается, что влюбился в Испанию с того самого дня, как туда приехал. Улыбчивый, доброжелательный и легкий в общении, Игорь Иванов прекрасно чувствовал себя среди испанцев.

В 1977 году, уже после смерти Франко, были установлены дипломатические отношения, открылось посольство, и Иванов еще на шесть лет остался в Мадриде, где вырос от первого секретаря до советника-посланника, то есть второго человека в посольстве. Иначе говоря, он проработал в Испании десять лет подряд — большая редкость для карьерного дипломата.

В 1983 году он вернулся домой, был зачислен в центральный аппарат МИДа и приступил к работе в европейском отделе. На следующий год его взяли в секретариат министра, а вскоре он стал помощником Громыко, который слабых работников возле себя не терпел.

Иванова считают стопроцентно надежным человеком. Он известен способностью запоминать документы целыми страницами. Он говорит очень четко и ясно, не сбивается, не путается. Шеварднадзе перевел Иванова в общий секретариат министерства, где он проработал пять лет, пока не возглавил это подразделение, которое является штабом МИДа. Это тяжелейшая должность, которая требует почти круглосуточного присутствия на рабочем месте. И каждый в министерстве знал, что, когда где-то в мире начинался кризис, Иванову можно смело звонить в любое время: он на месте.

Итак, он руководил секретариатом министерства при Шеварднадзе, уехал послом в Испанию при Бессмертных и стал вторым человеком в министерстве при Козыреве.

Иванову не надо было ни под кого подстраиваться, когда он сам стал человеком номер один в высотном здании на Смоленской площади. Между первым заместителем и министром дистанция формально небольшая, но на самом деле принципиально важная. У первого зама всегда есть возможность переложить ответственность на министра, укрыться за его спиной.

Иванов согласился:

— Вы правы — за такой спиной, как спина Примакова, чувствуешь себя комфортно. Теперь такой спины нет. Ответственности больше. Это не прибавляет времени для сна.

Уйдя в правительство, Примаков не оставил МИД без внимания. Он больше любого из своих предшественников занимался внешними делами и принимал каждого, сколько-нибудь значительного иностранного гостя. Стратегия российской внешней политики формировалась им. С Игорем Ивановым они были друзьями и единомышленниками, поэтому получилась прекрасно работающая внешнеполитическая команда.

Отношения с Соединенными Штатами к этому времени разладились. На переговорах со Строубом Тэлботтом Примаков упрекал американскую дипломатию:

— Вы хотите нас изолировать? Вы нас пытаетесь загнать в угол? Почему вы относитесь к нам хуже, чем к Бразилии или Болгарии? Скажите прямо об этом, и тогда мы будем думать, что нам делать и как нам поступать со своей стороны. Откуда такое отношение к нам?

Югославский кризис всё еще не находил разрешения. Кровь лилась в автономном крае Косово. Край входил в состав Сербии, но большинство населения составляли албанцы. Косово — самый отсталый и бедный район Югославии. Иосип Броз Тито старался интегрировать албанцев в единую Югославию, поднять уровень жизни. Заботился об албанцах и дал Косово широкую автономию.

Но албанцам всё равно приходилось утверждать у начальства список песен, которые исполнялись на свадьбах. Они хотели учить детей не сербскому языку, а албанскому, иметь свои школьные учебники и программы. Им это не разрешали. Они считали, что к ним относятся как к гражданам второго сорта. И всё больше испытывали чувство отчуждения от единого югославского общества. Мечтали получить право управлять своими экономическими делами самостоятельно.

Тем не менее официальным языком в крае стал албанский, основные должности заняли албанцы. Сербы не могли с этим примириться. Они чувствовали себя неуютно, видя, что албанцев становится всё больше и они начинают занимать руководящие посты. Выдвижение албанских кадров считали дискриминацией и не могли с этим примириться. Сербы оказались в Косово национальным меньшинством. Не смогли и не захотели приспособиться к этой ситуации. Постепенно между сербами и албанцами в Косово возникла вражда. Сербы стали уезжать, чувствуя себя неуютно среди албанцев и под властью албанцев.

Отъезд сербов стал истолковываться как геноцид. Косовские албанцы — в основном мусульмане. А турецкое иго сформировало определенную политическую психологию у сербов, страх перед мусульманами, который принял характер настоящей истерии.

Молодая албанская интеллигенция проповедовала идею единой и самостоятельной Великой Албании. Возрождение национальных чувств косовских албанцев привело к подъему сербского национального движения. Сербы сказали себе:

— Это наша земля. Если Косово не сербская земля, тогда у нас вообще нет земли.

Сербы называют Косово колыбелью своей культуры, святой землей, имеющей особое значение для исторического самосознания. Здесь была основана сербская автокефальная церковь, поэтому в Косово — самые известные православные монастыри. Здесь в 1389 году славяне насмерть схватились с турецкими войсками, потерпели поражение, и началось пятисотлетнее владычество Оттоманской империи.

Пятнадцатого января 1986 года в сербской прессе был опубликован первый протест сербов против албанского национализма и сепаратизма. Письмо подписали две тысячи человек. Затем появился меморандум Сербской академии наук и искусств, в котором говорилось о «физическом, политическом, правовом и культурном геноциде сербского населения Косово и Метохии». Это называлось «худшим историческим поражением» сербов за два столетия. Академия наук призывала провести деалбанизацию Косово, изменить политическую и демографическую ситуацию в пользу сербов.