Леонид Млечин - Примаков

Радикально настроенные исламисты не раз восставали против алавитского господства. В 1982 году в городе Хама они убили несколько десятков курсантов военного училища. Тогда в город вошли части специального назначения во главе с младшим братом президента Рифаатом Асадом. Войска подавили восстание исмаилистов артиллерией. Погибло, по разным источникам, около десяти тысяч человек.

Подозрительный Хафез Асад считал, что восставшим в Хаме помогали иракцы. Саддам действительно распорядился дать деньги и оружие организации «Братья-мусульмане», которая пыталась свергнуть Асада. Сирийские газеты писали, что обнаружено много иракского оружия и на границе с Ираком перехвачены транспорты с оружием. На допросах арестованные признавались, что получали указания из Багдада.

Асад публично сказал о Саддаме:

— Палачу иракского народа мало того, что он убил десятки тысяч собственных граждан. Он намерен и в Сирии заниматься любимым делом — убивать и взрывать. С тех пор как он пришел к власти, он снабжает оружием сирийских преступников.

Сирия была главным партнером Советского Союза на Ближнем Востоке, но и Саддама в Москве тоже поддерживали. Решили помочь им помириться. В июле 1983 года директор Института востоковедения Примаков полетел сначала в Багдад, затем в Дамаск.

Саддам Хусейн и Хафез Асад прислали в Москву своих министров иностранных дел — Тарика Азиза и Хаддама. Переговоры проходили в одном из гостевых особняков на Ленинских Горах. Помирить Сирию и Ирак оказалось труднее, чем усадить за стол переговоров Египет и Израиль.

Два министра вообще не хотели беседовать друг с другом, разговоры шли через посредника — в этой роли чаще всего выступал Евгений Примаков. Мириться не желали именно сирийцы. Примаков потом рассказывал коллегам, как он не выдержал и прямо спросил сирийского министра:

— Вы согласны, что необходимо обеспечить взаимодействие Сирии и Ирака? Пожалуйста, ответьте «да» или «нет».

— Нет! — сказал сирийский министр.

— Почему? — удивился Примаков.

— Потому что в Ираке диктатура, фашистский режим.

Так этот диалог описан в книге Олега Алексеевича Гриневского, который в ту пору руководил отделом Ближнего Востока в Министерстве иностранных дел. Сам Евгений Максимович писал, что ему всё-таки удалось посадить за стол переговоров Тарика Азиза и Хаддама.

«Вечером я зашел к ним и увидел, как они мирно играют в бильярд, — писал Евгений Максимович. — Казалось, что это неплохое предзнаменование». Министры попросили о встрече с кем-то из советских руководителей. Побеседовать с ними мог бы Громыко. Но он отдыхал в Крыму и, судя по всему, не желал портить себе отпуск. Тайные переговоры на Ленинских Горах окончились ничем. Примаков считал, что с помощью Громыко можно было найти путь к соглашению…

Из-за вражды с Ираком сирийский президент Хафез Асад больше других арабских лидеров беспокоился о собственной безопасности. Во всех поездках его лимузин сопровождали грузовики с солдатами и сотрудники службы безопасности в легковых автомобилях. Армейские подразделения располагались вдоль дороги, по которой он ездил. Асад знал, что агенты Саддама охотятся на него…

Так что все миссии Примакова на Ближнем Востоке были тяжелым испытанием. Сам он не чувствовал неприязни к арабским политикам, что сильно мешало и мешает другим европейским и американским дипломатам.

И тогда, и потом Примаков исходил из того, что на Ближнем Востоке надо иметь дело с теми лидерами, которые есть. Отказываться сотрудничать с ними по моральным соображениям? Ждать, пока их свергнут и появятся другие? Наивно. Следующий вождь может быть точно таким же…

— И еще об одной черте Примакова я хотел рассказать, — это кураж, — говорит Всеволод Овчинников. — Это слово трактуется по-разному, но я понимаю кураж как готовность и желание принять вызов на невыгодном для себя плацдарме, проявить себя в том, что вроде бы не является его чашкой чая, как говорят англичане. Помню такой случай. Приехал наш главный редактор после заседания политбюро. Созвал всех международников-начальников и говорит: необходимо срочно в номер, то есть через час пятьдесят минут, дать статью о наркоме иностранных дел Георгии Васильевиче Чичерине, какой-то был юбилей… Объем статьи — двести строк. Это четыре машинописные странички, не бог весть что, но всё-таки это статья для «Правды». Главный на нас посмотрел и спросил: «Кто возьмется?» Мы все, как школьники, потупили взор. Примаков говорит: «Я сделаю». Он, конечно, знал, как и все мы, кто такой Чичерин, но одно дело знать, другое — на-писать. Когда я пишу не на свои темы, я перелопачиваю в пять раз больше материала, чем нужно. Но он сделал статью ровно через час пятьдесят минут. И это очень характерно для его менталитета. Когда я видел его на высоких постах, отмечал, что он с удовольствием проявляет кураж, оказавшись в совершенно новой для себя ситуации…

— В те годы в «Правде» не просто было трудиться, — рассказывал Томас Колесниченко. — Работа над газетой заканчивалась поздно, дежурные редакторы уезжали из редакции после полуночи. Если не дежурил, то можно было освободиться часов в девять, но не раньше.

— Дежурства — еще не самое тяжелое в работе правдиста, — говорил Всеволод Овчинников. — Ощущение, что ты сапер, который не вправе ошибиться, создает значительно большее эмоциональное напряжение. Каждое слово в центральном органе партии читалось под микроскопом.

Однажды был курьезный случай. Заместитель главного редактора написал передовую о борьбе за мир, и у него вылез «хвост» — лишних девятнадцать строк. Овчинников пришел к нему и сказал:

— Надо сократить девятнадцать строк.

Заместитель главного редактора недовольно ответил:

— Ну сколько вас учить? Это же можно мгновенно сделать. Овчинников предложил:

— Может быть, по хвостам, по концам абзацев пройдемся, сократим по строчке?

Тот быстро глянул на гранку:

— Да зачем возиться! Сколько надо сократить? Девятнадцать строк? Вот этот абзац мы выкидываем, и всё прекрасно встает.

Выходит газета, а через два часа Овчинникову звонят из редакции: приходи. Что такое? В передовой «Правды» написано примерно так: американский империализм по колено в крови, душит свободные народы. И дальше с нового абзаца: именно такую политику последовательно проводит Советский Союз. То есть получилась не просто глупость, а, можно сказать, идеологическая диверсия.

Что делать? Газета уже вышла. Тираж московский уже разошелся. Для провинции — газета еще в сорока городах печаталась — поправили. Но самое страшное — это московский тираж, его читает бдительное начальство. Правдисты ждали грозного звонка из ЦК и опасливо смотрели на белый телефон с государственным гербом на наборном диске.