Леонид Млечин - Примаков

Тут надо сказать, что важную роль в защите института сыграл секретарь парткома Владимир Никитович Шенаев. Один из доверенных людей Иноземцева, он десять лет руководил партийной организацией ИМЭМО. Владимир Шенаев не испугался, а на полную катушку использовал свое партийное положение. Он поехал в райком, потом пошел к прокурору. Шенаев демагогически напирал на то, что сотрудника института арестовали, не поставив в известность партком: это пренебрежение партийной организацией. Прокурор не выдержал и изменил меру пресечения на подписку о невыезде.

Дело приняла к исполнению прокуратура РСФСР, хотя оно и было мелким. Через год, в июле 1982 года, уголовное дело прекратят за отсутствием состава преступления. Прокуратура установит, что никто мебель не похищал. Заместитель директора был виновен всего лишь в том, что «несвоевременно проводил списание мебели, пришедшей в негодность», это деяние, то есть небрежность в оформлении отчетов, не является уголовно наказуемым.

Но слухи, как известно, убивают. Иноземцева с сердечным приступом госпитализировали в новую спецбольницу для высшей номенклатуры на Мичуринском проспекте. Николай Николаевич тяжело переживал разговоры об украденной мебели, о строительстве дачи за счет института. Иноземцев был человеком щепетильным, заботившимся о своей репутации.

А события вокруг института продолжали развиваться.

В апреле 1982 года оперативники КГБ задержали молодых сотрудников института Андрея Фадина и Павла Кудюкина, у которых нашли самиздатовские рукописи. Это уже не списанная мебель, это как минимум политическая близорукость — приютил антисоветчиков под своим крылом. Так это можно было интерпретировать… Арест двух сотрудников был тяжелым ударом для Иноземцева.

Восьмого апреля 1982 года проходило заседание политбюро. Брежнев по состоянию здоровья всё реже приезжает в Кремль. В отсутствие генерального председательствует его доверенный человек — Константин Устинович Черненко. В кратком протоколе заседания говорится:

«Тов. Андропов Ю. В. проинформировал о положении с кадрами в Институте мировой экономики и международных отношений. Он доложил, что в результате тщательной проверки были получены сигналы об антисоветских настроениях научных сотрудников этого института Фадина Андрея Васильевича и Кудюкина Павла Михайловича — оба 1953 года рождения.

При проверке эти сведения получили полное подтверждение. Из добытых по делу материалов установлено, что антисоветская деятельность этих лиц носит организованный характер и что они вовлекли в свою группу ряд других ведущих враждебную работу лиц — Кагарлицкого, Зайченко, Хавкина и других…

Фадин, Кудюкин и др. стремятся теоретически обосновать цуги замены существующего в СССР строя так называемым “демократическим социализмом в интересах всех трудящихся”…

Еще в период 1975–1979 гг. Фадин, Кудюкин и др. были профилактированы и предупреждены о недопустимости подобного поведения. Однако идейно не разоружились и перешли к конспиративным антисоветским методам. КГБ имеет в виду в ближайшее время приступить к реализации дела и привлечению к уголовной ответственности наиболее активных граждан, а по остальным провести соответствующую профилактическую работу».

История с арестом двух молодых сотрудников института вызывает массу вопросов. Почему ей придали такое значение? Почему сам Андропов докладывал о их аресте на политбюро?

В январе 1982 года умер Михаил Андреевич Суслов. Освободился кабинет номер два на пятом этаже в первом подъезде основного здания ЦК КПСС. Все ждали, кто его займет. Брежнев неожиданно для многих выбрал Андропова. Предложение перейти на Старую площадь вызвало у Юрия Владимировича смешанную реакцию. За восемнадцать лет он привык к КГБ, боялся лишиться реальной власти, потому что официальной должности второго секретаря ЦК в партии не было. А Брежнев не уточнил, каким будет объем его полномочий, действительно ли он хочет, чтобы Андропов заменил Суслова, или же ему нужен просто еще один секретарь ЦК. К тому же переход в ЦК затягивался. Андропов не понимал, почему Брежнев медлит, нервничал. Поскольку на Старой площади ему предстояло заниматься в первую очередь идеологией, Андропов и старался показать свой интерес к идеологической сфере, свою непримиримость к любым отклонениям от генеральной линии. И тут подвернулось дело с учеными из института Иноземцева.

Андропов уже уходил из КГБ. Зачем же он это устроил? Демонстрировал свою бдительность?

По этому мнимому делу арестовали двух сотрудников ИМЭМО. Обвиняли их в антисоветской агитации и пропаганде и создании антисоветской организации. Занималось ими следственное управление КГБ. Умельцы из госбезопасности, как в старые времена, шили большое дело, обвиняли в антисоветской деятельности не только самих арестованных, но и всех их знакомых.

Поймать несколько молодых людей с сомнительными рукописями невелика заслуга, а выявить их связи, показать, что в подрывной деятельности замешаны заметные ученые, разоблачить антисоветское гнездо в Институте мировой экономики и международных отношений — значит показать высокий уровень работы. Следователи госбезопасности вызывали их на допрос чуть ли не каждый день. Ни в чем не повинные люди уходили утром в КГБ, не зная, позволят ли им вечером вернуться домой. Им еще не предъявили никакого обвинения, а работу они уже потеряли, потому что КГБ оповестил их начальство.

В мае 1982 года, когда Андропова всё-таки сделали секретарем ЦК, новым председателем КГБ был назначен Виталий Васильевич Федорчук, мрачный и недалекий человек, который почти всю жизнь проработал в военной контрразведке. Его перевели с Украины, где он оставил тяжелый след. «Федорчук вел планомерную работу по искоренению “инакомыслия” и всякой “идеологической ереси”, — писал Виталий Врублевский, бывший помощник Щербицкого. — К этому он был хорошо подготовлен, и его тяжелую руку вскоре почувствовали многие… Снова стали печь дела. Серьезный удар был нанесен по хельсинкскому движению, инакомыслию, национально сознательной оппозиции. Федорчук на том «заработал» орден Ленина. Репрессивные методы КГБ создавали тяжелую атмосферу».

Перебравшись в Москву, Федорчук сразу ухватился за знакомое ему идеологическое дело в Институте мировой экономики и международных отношений, приказал его расследовать. А ЦК КПСС информировал об «обстановке беспринципности среди сотрудников института».

А ведь КГБ и так внимательно приглядывал за институтом. Офицеры госбезопасности сидели в самом ИМЭМО и следили за учеными. По словам академика Яковлева, в пору его директорства в институте было примерно пятнадцать сотрудников госбезопасности. «Соответственно, количество невыездных в институте росло, — вспоминал он. — Из них было человек тридцать профессоров, наиболее талантливых, знающих».