Пол Стэнли - KISS. Лицом к музыке: срывая маску

Я потратил недели, репетируя три песни, которые требовались для прослушивания. Роль Призрака очень много значила для меня, поэтому я хотел как можно лучше контролировать ситуацию с прослушиванием, чтобы добиться лучших результатов. Я понял, что вокал будет одним из определяющих факторов для получения роли. Наконец-то придя на прослушивание, я позволил себе немного поболтать с персоналом, а также пофлиртовал с женщиной, которая была там, чтобы спеть со мной роль Кристины. Люди сидели за столами, словно судьи на Олимпийских играх. Казалось, они только и ждали момента, чтобы показать карточку с оценкой после моего выступления. Я поговорил с ними и отчебучил пару шуток. Понимая, что у меня есть лишь один шанс, я дождался момента, когда мне станет комфортно, и приготовился.

Только не профукай эту возможность.

Закончив свой номер, я понял, что блестяще справился. Вскоре после этого мой агент связался со мной и сообщил, что роль моя.

Чтобы все было официально, после возобновления Psycho Circus я созвал пресс-конференцию. Пока я разговаривал с журналистами, в моей голове вертелась одна мысль: «Черт, я в полной заднице. Теперь мне ни за что не отвертеться». Это будет испытание огнем, потому что между окончанием гастролей и моим дебютом в качестве Призрака пройдет очень мало времени. Во время прослушивания я как следует напряг свой голос, но мог ли я делать так каждый вечер?

Мне пришлось полностью вызубрить пьесу во время турне. Я запоминал мелодии и слова в часы простоя или на выходных и проверял себя на концертах KISS. Я пел песни, стоя на краю сцены, всякий раз, когда у меня выдавалась свободная минутка: например, когда другие участники группы исполняли свои соло. Я решил, что если посреди всего этого бедлама и хаоса у меня получится сосредоточиться, то я действительно выучил материал.

KISS завершили турне Psycho Circus в Мехико. Сразу после шоу я постригся и направился в Торонто. Репетиции начались незамедлительно и проходили в студии, которую использовали театры и местная балетная трупа. В первый день меня встретил один-единственный человек — музыкальный руководитель шоу. Он показался мне слегка нервным типом, и было ясно, что мы из разных музыкальных кругов. Я был почти уверен, что он воспринимал меня как какого-то оборванца, который пришел сюда, чтобы осквернить святая святых театра. Первым, что он спросил, было: «Где твой сценарий?» «Я выучил его наизусть», — сказал я. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. Я сказал ему: «Можете считать меня паршивой овцой, но если скажете, что от меня требуется, я сделаю это». Он сел за пианино, и мы начали работать вдвоем. Это была самая тяжелая работа в моей жизни.

Шесть часов. Каждую ночь я возвращался домой, вырубившись на заднем сидении такси, истощенный эмоционально — из-за того, что требовалось петь непривычным для меня образом, а также физически — из-за самой постановки. Будь я проклят, если превращу все в пародию на «Шоу ужасов Рокки Хоррора». Это был большой настоящий спектакль с захватывающей историей, и я не собирался делать из него рок-версию. Почти сразу же определенные вокальные пассажи вызвали у меня некоторые проблемы. Я должен был разобраться с контролем дыхания и заставить себя работать с песнями, которые не принадлежали мне. Я думаю, что на подсознательном уровне ты пишешь песни, которые сможешь исполнить. Теперь же я пел строки, которые касались вещей, выходящих за рамки моего опыта, вещей, которые не были индуктивными. Оставалось всего несколько недель до того, как мне предстояло выйти на сцену, и я решил, что мне не помешает помощь. Раньше мне не особо везло с учителями по вокалу, потому что они, как правило, пытались полностью переделать манеру моего исполнения. Они использовали шаблонный подход и учили вокалистов этим неестественным псевдо-оперным голосам, не обращая внимания на вокальную основу, которую люди сформировали естественным образом. Вы часто можете услышать такой вокал в группах, которые поют об убийстве драконов и другой фэнтезийной мути. После встречи с одним из таких типичных учителей я обратился за помощью к музыкальному директору шоу. Он рекомендовал мне Джеффри Хуарда, предыдущего музыкального директора «Призрака».

Джеффри оказал мне неоценимую помощь и поддержку. «Тебя наняли из-за твоей манеры исполнения, — сказал он. — У тебя потрясающий голос. Мы не собираемся менять твой “движок”, а просто слегка настроим его». С того момента в утренние часы перед репетициями я работал с Джеффри над моей техникой и самообладанием. Мы с ним прошлись по упражнениям и гаммам, он помог мне с фонетикой и произношением, которые использовались в музыкальном театре. На ежедневных репетициях я носил футболку, джинсы и плащ и использовал обычные вещи в качестве реквизита. Вот тебе метла — представь, что это весло. Вот картонная коробка — играй на ней, будто это орган. Если бы силы моего воображения хватило на то, чтобы превратить все это в нужные объекты, то в реальности впечатление усилилось бы, когда я окажусь на сцене с настоящим реквизитом.

Театр «Пантаджес», где проходило шоу, представлял собой прекрасную отреставрированную площадку с оркестровой ямой и навесом над входом снаружи, на котором красовалось мое имя. Все вот-вот случится! За несколько дней до премьеры, когда мы начали репетировать ключевые сцены в театре с оркестром, я внезапно оглох на правое ухо. Я не знал, что с моей глухотой будет так сложно справиться. Оркестр находился достаточно далеко, и я пел достаточно громко, так что было тяжело улавливать звук со сценических мониторов и не отставать от оркестра. Но пару раз выставив себя идиотом, я довольно быстро понял, что к чему. Ближе к концу репетиции пара женщин из театральной труппы пришла, чтоб поглазеть на нас. Когда я закончил последний акт, они были в слезах.

Это хороший знак…

Или я был настолько ужасен .

Мне говорили, что Призрак — самая одинокая роль в представлении, потому что большую часть времени он находится на сцене один, а остальные актеры — за кулисами. Когда же Призрак уходит за кулисы, остальные актеры выходят на сцену. Так что Призрак практически ни с кем не взаимодействовал.

А затем наступил вечер премьеры, и я ждал за кулисами своей первой сценки, прячась за зеркалом.

Единственный способ выкарабкаться из этого — выступить. Я буду свободен, как только опустится занавес .

Не было никакого монтажа, никаких повторных дублей, никаких нарезок на разные камеры. Такие дела. Я воспользовался методами визуализации, с которыми мне помог Джеффри, и пускай в тот вечер я показал далеко не все, на что я был способен, тем не менее я не ударил в грязь лицом. Когда я привык, то начал получать удовольствие. Было приятно концентрироваться и полностью вживаться в роль, хоть я и заметил, как кто-то в зале показывал «козу» во время премьерного показа.