Пётр Бартенев - О Пушкине: Страницы жизни поэта. Воспоминания современников

Своими замечаниями поделился с Бартеневым и М. Н. Лонгинов.

Таким образом, действуя с обычной энергией и изобретательностью, Бартенев сумел значительно расширить арсенал фактов, характеризирующих этот период пушкинской биографии.

Значение собранного Бартеневым огромного материала для создания научной биографии Пушкина — выяснения обстоятельств его жизни и работы, понимания особенностей характера, знакомства с его интересами, привычками, взаимоотношениями с окружающими людьми, друзьями и врагами — невозможно переоценить. Многие важнейшие моменты биографии Пушкина без собранного Бартеневым вообще нельзя было бы представить сколько-нибудь полно и достоверно, будь то обстоятельства южной ссылки или роковой дуэли и смерти. В каждой монографии о Пушкине ссылок на Бартенева больше, чем на любой другой первоисточник.

Одновременно с собиранием биографических материалов Бартенев считал своим прямым долгом собирание рукописей сочинений и писем Пушкина в оригиналах или копиях.

Как мы знаем, именно с копирования и публикации писем поэта к П. В. Нащокину началась пушкиноведческая деятельность Бартенева. Позже на страницах «Русского Архива» и Пушкинских сборников им была впервые опубликована значительная часть переписки Пушкина. Бартенев собственноручно скопировал более 60 писем Пушкина. Часть из них была им получена из Румянцевского музея, а остальные обнаружены в результате кропотливых поисков. Каждая интересная находка была для него подлинным праздником, он с восторгом писал о ней друзьям.

При публикации письма часто сопровождаются примечаниями редактора. Так, письмо к М. Я. фон Фоку 8 июня 1831 г. имеет примечание: «И по времени написания, и по содержанию очевидно, что Пушкин хлопотал о разрешении ему издавать журнал, но опасался, что в интересах Булгарина и К° ему или откажут, или будут его теснить… Это письмо есть поразительное свидетельство, в каком печальном и безрадостном положении находилась русская литература, и его одного достаточно было бы для характеристики целой эпохи». Черновое письмо Пушкина Д. В. Давыдову (август 1836 г.) по поводу статьи о партизанской войне для «Современника», подвергшейся нападению военной цензуры, сопровождается следующим рассказом: «Её отдали на цензурный просмотр известному А. И. Михайловичу-Данилевскому. Пушкин отозвался: „Это всё равно, как если бы князя Потёмкина послать к евнухам учиться у них обхождению с женщинами (слышано от Н. В. Шимановского)“».

Никто до Бартенева не придавал такого значения эпистолярному наследию писателя для понимания его самого и его эпохи. «Эти мимолётные фотографии быстротекущей жизни,— писал он,— не выражают собою всей полноты отношений между писавшим и получавшим их, но они бесценно дороги, сохраняя на себе всю непосредственность, всё, так сказать, тепло старины. Недаром Гёте изо всех исторических свидетельств отдавал решительное предпочтение письмам». Говоря о роли писем Пушкина для создания биографии поэта, Бартенев не устаёт повторять: «Образ Пушкина выступает здесь в подлинных чертах своих. Тут настоящая его автобиография; его дружеские и общественные сношения: его исповедь как человека и писателя» [33] Предисл. к сб.: Бумаги А. С. Пушкина.— Вып. 1.— М., 1881. . Он мечтает о возможности издания всех сохранившихся писем Пушкина вместе с ответами: «Такая книжка вышла бы наилучшим пояснением жизни нашего поэта и в то же время была бы живою картиною тогдашнего умственного и литературного движения России».

На протяжении 1860-х — 1880-х годов Бартенев переписал, а затем и опубликовал несколько десятков дотоле неизвестных или печатавшихся в иной редакции произведений Пушкина. Переписывал с оригиналов, хранившихся у разных лиц, позже из «своеручных тетрадей», принадлежащих А. А. Пушкину, у которого приобрёл «по денежному соглашению» право публикации всего, «что найдёт в них нового».

Многие стихотворения Пушкина дошли до читателей впервые в окончательных или ранних редакциях благодаря Бартеневу, среди них такие, как «Пора, мой друг, пора» и «Я памятник себе воздвиг нерукотворный». И не только стихотворения, а и художественная и деловая проза. В третьей книге «Русского Архива» за 1880 год впервые увидела свет пропущенная глава «Капитанской дочки», с кратким комментарием. Затем были опубликованы неизвестные страницы «Дубровского», записка «О народном воспитании».

Особое значение придавал Бартенев собиранию и публикации незавершённых произведений Пушкина, черновиков и вариантов,— этой, по его словам, «художественной автобиографии великого поэта», полагая, что каждая пушкинская строка, каждое слово должны быть сохранены. «Откинутый и забытый рисунок гениального мастера, при всей своей недоконченности, иной раз бывает отменно дорог и замечателен» [34] Там же.— С. 167. . Одним из первых он в должной мере оценил важность знакомства с черновыми рукописями поэта, содержавшими «то, что ему приходило на душу, что потом он развил в стройном великолепии и что покинул, как мысль неопределившуюся и недоразвитую, что хотел и чего не мог, или не рассудил выразить» [35] Там же. .

Среди прочего Бартеневым были прочитаны и опубликованы с его комментарием не вошедшие в окончательный текст строфы «Медного Всадника», «Евгения Онегина», отдельные строки и варианты «Кавказского пленника», ряда стихотворений. Благодаря его усилиям впервые появились в печати «Воображаемый разговор с Александром I», отрывок из ненаписанной драмы «Вадим», отрывки из «Дневника» Пушкина, которому Бартенев придавал очень большое значение, критические статьи. Руководящим принципом для него было: «Всего важнее восстановить произведения поэта, как они были приготовлены им самим к оглашению или как он что написал, но не мог напечатать по условиям цензуры или каким иным».

До 1855 года — до выхода первого тома Собрания сочинений Пушкина под редакцией П. В. Анненкова — Бартеневым скопированы из «своеручных тетрадей» и различных списков сотни стихов: последняя часть «Деревни», «Чаадаеву», «Ф. Н. Глинке», «Вольность», «Кинжал», «Арион», эпиграммы… Текст стихотворения «Во глубине сибирских руд», переписанный С. А. Соболевским, Бартенев дополнил недостававшими четырьмя стихами. В эпиграмме «Собранье насекомых» расшифровал скрытые под звёздочками фамилии — Глинка, Каченовский, Свиньин, Олин, Раич. Тщательно выписаны «варианты и дополнения» к печатному тексту некоторых произведений в первом посмертном Собрании сочинений 1838 года, из тетради, принадлежавшей С. Д. Полторацкому. Иногда это варианты отдельных строк, например, в «Евгении Онегине»: вместо «мужик судьбу благословил» — «и раб судьбу благословил», иногда несколько строк, пропущенных или означенных точками.